Сквозь тусклое стекло: утопические чары и утраченные иллюзии

«Когда я был ребенком, я и говорил, как ребенок, я и мыслил по-детски, и рассуждал по-детски. Но когда я стал взрослым, то оставил все детское позади. Мы сейчас видим неясно, как отражение в тусклом зеркале, тогда же увидим лицом к лицу. Сейчас я знаю лишь отчасти, тогда же буду знать так же совершенно, как меня знает Бог. А сейчас существуют эти три: вера, надежда и любовь, но важнее из них – любовь» (Коринфянам 13:11-13).

Цитата из Послания к Коринфянам вдохновила поколения богословов, философов и писателей на поиски знаний и взращивание проницательности. Религия основана на заколдованном мире (духах, мифах, магических или провиденциальных событиях, внешних вмешательствах, видениях и т.д.). Сегодня, с изменением парадигм и последними технологическими разработками, ученые преследуют новые критерии, которые утверждают, что:

«Наука же расколдовывает этот мир, посредством изгнания или отрицания этих магических элементов и заменяет их объективностью (логикой, разумом, автономией и т.д.). В нашем мире «трудно характеризуемом, беспорядочном, непредсказуемом, с цифровой и аналоговой, технологической и нетехнологической, биологической и информационной «постцифровой реальностью», такие философии, как новый материализм, теперь могут вступить в бой как средства повторного очарования».

Некоторые утверждают, что, несмотря на широко известное и часто цитируемое социологическое определение современности Макса Вебера, характеризующееся «прогрессивным расколдовыванием слова», существует повторяющаяся контртенденция к его повторному очарованию.

Это эссе посвящено нескольким образцовым текстам из мифов древнего мира и классических литературных произведений. Мистическое мышление и заколдованные миры присущи религиям, фольклору и суевериям. К ним прибегают во время кризисов, войн на политической и религиозной почве или пандемий, чтобы обеспечить утешение, смягчение последствий или просто удовлетворить чью-то интеллектуальную любознательность. Стремление к совершенствованию, достижению идеального состояния дел на Земле, сейчас, а не потом в Небесном Царстве, всегда сопровождало существование человека. Еврейское понятие “Tiqqun Olam” («Восстановление мира»), представленное в Раввинистической литературе и Каббале, направлено на восстановление состояния гармонии, существовавшего до (согласно Лурианской Каббале) «Разбития сосудов», которое привело к хаосу до Творения. Но цель состоит не только в том, чтобы исправить ущерб, нанесенный миру, но и в том, чтобы улучшить его — утопическое стремление, разделяемое многими людьми, и не только евреями. Однако в отношении состояния нашего мира это желание остается неисполненным, и все попытки заканчиваются фиаско. После войн, пандемий и прочих угроз, после периодов разочарования и потери веры, полуутопические или откровенно антиутопические видения становятся доминирующими, как это имеет место в XXI веке.

Мифы и обряды как средства очарования

Еврейская Библия и сказания восточных религий древности из Египта, Израиля и Ближнего Востока — Месопотамии — колыбель нашей цивилизации, от древних мифов Ассирии, Вавилона до современных. Мифы нужны человеку, чтобы найти ответы на экзистенциальные вопросы; мифы служат путеводной звездой через явления, которые поначалу кажутся непонятными. Они также играют роль компаса из поколения в поколение. Они питают надежды, объясняют несчастья и те становятся менее болезненными; они вызывают в воображении идеальные условия существования на тысячи лет, делая условия гуманно терпимыми:

Миф о Торе

«Например, мифы о потерянном рае дают людям надежду на то, что, живя добродетельной жизнью, они смогут добиться лучшего и большего в будущей жизни. Мифы о золотом веке дают людям надежду на то, что есть великие лидеры, которые улучшат их жизнь. Поиски героя являются образцом для подражания для молодых мужчин и женщин, поскольку они принимают на себя взрослые обязанности. Некоторые мифы просто успокаивают, например, мифы, объясняющие природные явления действиями богов, а не произвольными явлениями природы. Сюжеты мифов отражают общечеловеческие заботы человечества на протяжении всей истории: рождение, смерть, загробная жизнь, происхождение человека и мира, добро и зло и природа самого человека. Миф подключается к универсальному культурному нарративу, к коллективной мудрости человека».

«Обряды перехода» (“Rites de passage”) — это церемонии во всех культурах, которые отмечают важные этапы жизни от рождения до смерти и часто сопровождаются фольклором, основанным на мифах. Многие обряды инициации имеют религиозную мотивацию. Например, Первое Святое Причастие в католических кризисах, Конфирмация в протестантских или Бат/бар мицвах в еврейских общинах, имеющие в то же время социальную значимость — дети или подростки становятся полноправными членами определенной религиозной или этнической группы. Крещение христианских детей подразумевает как присоединение к религиозной общине, так и очищение от греха. Согласно поверью, крещеный ребенок становится «чистым», и если он умрет в младенчестве, то будет спасен от ада и проклятия. Другим подобным религиозно мотивированным обрядом перехода и одновременно инициацией является обрезание еврейских мальчиков на 8-й день жизни (Брит-мила, завет обрезания) или мусульманских мальчиков (Кидани или Хатны) на 7-й день после рождения, но их также можно обрезать в возрасте от семи до десяти лет, что означает переход от детства к зрелости. Последнее также практикуется во многих африканских обществах, где практикуется женское обрезание или, скорее, калечащая операция (обрезание женских половых органов, FGC), которая, согласно старой традиции, символизирует переход от детства к женственности. Девушка, оставшаяся необрезанной, будет считаться непригодной для замужества. Однако, поскольку условия, в которых происходят эти обряды, примитивны, а исполняющие их, — в основном пожилые женщины, — незнакомы с анатомией и гигиеной, то многие девушки не выдерживают такого обряда или их здоровье калечится на всю оставшуюся жизнь. Также существуют заблуждения, что необрезанная девушка будет распутной, нечистой, принесет неудачу или будет менее плодовитой. Этот обычай не имеет религиозной основы, но поскольку суеверия и заблуждения часто лежат в основе обрядов перехода, они стали частью мистического мышления.

Многие народы разделяют мифы о потерянных или затонувших чудесных островах или городах.

Таков был миф об Атлантиде, породивший споры, было ли это изобретение Платона или конкретное историческое место. В Средние века, когда главным языком была латынь, этот миф был забыт, но он вновь был открыт в эпоху Возрождения благодаря знанию греческого языка европейскими учеными. В Северной Германии существует средневековая сказка, или миф о Винете, богатом городе на берегу Балтийского моря, который был наказан Богом за моральное разложение его жителей и затонул во время шторма. Моральные последствия напоминают о судьбе библейских городов Содома и Гоморры. В то время как платоновская Атлантида служила образцом идеала, которому следует подражать, другие вышеназванные города были разрушены и служат теологическим нравственным учениям.

Некоторые мифы, какими бы полезными они ни были, могут быть разрушительными и обманчивыми. Таков, например, миф о Гитлере, распространяемый его последователями. Как показывают Себастьян Хафнер и Ян Кершоу, этот миф был создан нацистской пропагандой при Геббельсе и подпитывался самим Гитлером в его речи в Рейхстаге 28 апреля 1939 года:

«Собственными усилиями «я преодолел хаос в Германии, восстановил порядок, значительно поднял производительность во всех сферах нашей национальной экономики… Я преуспел в трудоустройстве тех 7 миллионов безработных, которые так трогали наши сердца…  не только политически объединили германскую нацию, но и перевооружили ее в военном отношении, далее я пытался ликвидировать этот Договор лист за листом, 448 статей которого содержат самое гнусное издевательство, которому когда-либо приходилось подчиняться нациям и людям. Я вернул Рейху провинции, отнятые у нас в 1919 году; я вернул миллионы глубоко несчастных немцев, отнятых у нас, обратно на родину; я восстановил тысячелетнее историческое единство немецкого жизненного пространства; и я все это постарался осуществить без пролития крови и без причинения страданий, связанных с войной, как моему народу, так и какому-либо другому. Все это я совершил своими собственными усилиями в качестве того, кто 21 год тому назад был еще неизвестным рабочим и солдатом своего народа…».

В то время как старые обряды перехода остаются в силе из поколения в поколение, к старым добавляются новые мифы. Пропаганда — одно из современных средств создания мифов. Когда есть благодатная почва, выдуманные факты, называемые сегодня фейковыми новостями, без особых усилий заменяют правду. Диктатура изобретает для этого новый язык или заказывает новую терминологию, как мы наблюдаем это сегодня в России: Путин запрещает своим гражданам употреблять слово «война» в связи с Украиной, они должны ее называть «спецоперация». Еще один миф российской пропаганды состоит в том, что эта агрессивная война на самом деле является актом освобождения Украины от нацистов. Тем не менее существуют и позитивные утопические мифы, изображающие видения лучших и счастливых времен здесь, на Земле, а не только на Небесах. Они пытаются принести утешение, сделать людей лучше и направить их на путь к этим целям. Я представлю некоторые из них в следующей главе.

Утопия и антиутопия от хилиастических надежд Иоахима Фиорского и постфиорских утопистов

Чары и мифология близки друг другу. Последняя населена героями и злодеями: герои служат образцовыми фигурами, а злодеи символизируют предупреждение читателям или слушателям. Мечта о Золотом Веке, известная нам из греческой мифологии и Нового Завета, обычно понимается как время мира, гармонии, стабильности, процветания и полезных для человечества нововведений. Библейская книга Даниила с апокалиптическими снами (подобными снам Навукаднецора (Nebukadnezzar)) и видениями четырех царств, которые предшествуют «концу света» и «Царству Божию» (Даниил 2, 7 и 9), является одной из основных источников для Христианского хилиастического верования в последовательность царств и эпох в истории спасения. Оно сочетает пророчество истории с эсхатологией — верой в то, что Бог Израиля спасет как Даниила от его врагов (и льва во рву, в который он был брошен), так и народ Израиля от их рабства в Вавилоне.

Среди раннехристианских утопических и апокалиптических мыслителей наиболее влиятельным был калабрийский мистик, цистерцианский монах, основатель и настоятель ордена Сан-Джованни ин Фьоре Иоахим Фьорский (Джоаккино да Фьоре ок. 1130/35-1201/02). Он был историком и философом богословия. Он разработал теорию трех возрастов духовности: сначала был век Отца от Адама до рождения Христа, затем Сына и последний век Святого Духа, идеальный век Духовности и Любви. Эта последняя эпоха, называемая по-немецки «Третьим рейхом», в конце концов стала использоваться нацистами как якобы отвечающая их идеологическим требованиям. Еще при жизни Фьоре был провозглашен пророком, наделенным божественным озарением, и в то же время его подозревали в ереси. Его трактат «De essentia seu unitate trinitatis» («О сущности или единстве Троицы») против Петруса Ломбарда (епископ Парижа Пьетро Ломбардо, родился около 1095-1100 гг.) был единственным из его запрещенных (в 1215 году) произведений. Некоторые последовавшие за ним францисканцы были сожжены на эшафотах. Фьоре утверждал, что история постоянно развивается и всегда поворачивается к лучшему; в конце времен наступит «мирная суббота». Его идеи привели к созданию строгого францисканского ордена. Они также оказали сильное влияние на радикального социал-революционного немецкого реформатора, теолога Томаса Мюнцера (1489-1525). Мюнцер, будучи сперва на стороне Лютера, отвернулся от него и поддержал крестьянские восстания за права и свободу человека в духе Фьоре. Но эти восстания были подавлены, Мюнцер был взят в плен и, после пыток, обезглавлен. Тогда время еще не пришло для эсхатологических явлений или социальных потрясений, и Мюнцер был одним из многих трагически потерпевших неудачу утопистов.

Данте Алигьери (1265-1321) восхвалял Фьоре и считал его равным Святому Франциску и Святому Доминику (ср. Divine Comedy, Paradiso XII, 140). Влияние Фьоре прекратилось в XVII веке, но оно возобновилось в XIX-XX веках, в особенности благодаря немецким мыслителям и писателям эпохи Просвещения. Так, прием Фьоре виден в работах и ​​мыслях Готхольда Эфраима Лессинга (1729-1781, Erziehung des Menschengeschlechts, 1780, «Воспитание человеческого рода»); в философском идеализме Георга Вильгельма Фридриха Гегеля 1770-1831 гг., и далее в разных направлениях. Идеи Фьоре прослеживаются в утопической концепции позитивизма Огюста Конта (1798-1857), следовавшего первым этапам эмпиризма Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) и сенсуализма Давида Юма (1711-1776), а также в Сенсимонизме, названном в честь Клода-Анри графа де Сен-Симона (1760-1825), основателя христианского социализма, ранней формы социализма, секретарем которого граф был в течение определенного периода времени. В большом труде Сен-Симона «Новое христианство» (1825 г.) он предвидел братство людей в новом обществе, где промышленность, — он также предвидел и индустриализацию мира, — должна быть научно организована. Он был яростным противником священников, которых, по его мнению, должны заменить ученые и инженеры, новое «священство» новой «Церкви». Функция религии «должна направлять общество к великой цели — как можно быстрее улучшить положение беднейшего класса». У него было много учеников, среди них немецкий поэт Генрих Гейне (1797-1856), эмигрировавший во Францию ​​в 1831 г., после революции 1830 г., восторженный и полный надежд, что идеи Сен-Симона приведут к улучшению социальной справедливости и отмене привилегий богатых и знати. Но очарованные мятежники поссорились, движение распалось, однако вновь обрело влияние среди последующих немецких философов-марксистов, социалистов и социальных реформаторов XIX и XX веков, таких как Фридрих Энгельс (1820-1895), Карл Маркс (1818-1883), Эрнст Блох (1885-1977) и, как это ни удивительно, национал-консервативного немецкого писателя Эрнста Юнгера (1895-1998), задумавшего множество утопических проектов. Революция 1830 г. распространилась на несколько стран, но была подавлена ​​в Германии, Польше и Италии. В конце концов Гейне разочаровался в гражданине-короле Луи-Филиппе, его надежды потерпели крах, и кульминационной точкой разочарования стала революция 1848 года, которая также была подавлена. В очередной раз утопия превратилась в антиутопию.

Рукопись Сефера ХаТемуна XVIII века, копия Авраама Абуша из Люблина

Но Фьоре был не единственным мыслителем своего времени, разработавшим утопические хилиастические взгляды. Небольшая анонимная еврейская книга «Sepher Temuna» («Книга образа», написанная, возможно, в Героне примерно в 1240 г., по еврейскому календарю — в 5000 г.) относится к талмудической циклической традиции, согласно которой, мир существует шесть тысяч лет, за которыми следует седьмая тысяча как мировая суббота, Shemittah, после которой цикл возобновляется. Эти семь тысяч умножаются на семь, и время существования мира составляет 49 000 лет. За ними следует последнее «субботнее» тысячелетие, и Божественный Суд завершает эпоху. Только новый цикл может заставить мир существовать снова. В то время как мысли раввинов были оптимистичны, эта брошюра представляет мрачное и пессимистическое видение мировых судеб. Тем не менее, известный каббалист Гершом Шолем указывал на близость этой концепции к эпохе Иоахима Фьорского.

Мечта об идеальном умиротворенном мире, квазикоммунистическом обществе, в котором личность служит обществу, впервые была описана в Новое время в романе английского политика и писателя-гуманиста Томаса Мора «Утопия» (1516 г., полное название «Libellus vere aureus, nec minus salutaris quam festivus, De optimo rei publicae statu deque nova insula Utopia»). Одна из самых ранних утопических концепций была развита Платоном в его «Государстве» (ок. 370-360 гг. до н. э.) и его диалоге «Timaios» (позднее произведение, 4 в. до н. э.), в котором он описывает создание «лучшего из всех миров», где Преобладают Добро и Гармония (иронически упомянутые в «Candide ou lOptimisme» Вольтера, 1759 г.), которые послужили прямым источником вдохновения для Томаса Мора. Вышеупомянутый мыслитель эпохи Возрождения представлял себе идеальный остров, где деньги упразднены, а люди живут и работают сообща. Это был мятежный человек, ярый католик, который, тем не менее, позволил сжечь протестантов, вообразил себе идеал, но поддался насилию. Когда он отказался принести присягу, поддерживая верховенство короля над церковью, он был арестован в лондонском Тауэре и обезглавлен в возрасте 57 лет на эшафоте в 1535 году. Его голова провисела на Лондонском мосту в течение месяца, прежде чем его дочери разрешили снять ее после уплаты взятки. Мора похоронили в семейной могиле в Кентербери. Трагический конец и крах его личных надежд и духа терпимости, возникший в эпоху Возрождения, иллюстрирует взлеты и падения, очарование и разочарование в истории идей.

После того, как Мор ввел термин «утопия», многие утопические произведения были опубликованы в Западной Европе, начиная с XVI века, в основном в Германии, Италии, Англии и Франции. Они часто носили религиозный характер. Например, «Вольфария» (1521 г.) немецкого лютеранина Иоганна Эберлина фон Гюнцбурга (также известного как Эберлейн, или Априолус, ок. 1470–1533 гг.) считается первой протестантской утопией. В 1521 году он отказался от привычки своего монаха-францисканца следовать за Лютером и стал воинственным противником безбрачия. В 1524 году он женился, и у него родилось четверо детей. В 1525 году он получил назначение евангелическим пастором графа Георга II из Вертхайма-на-Майне и даже стал управляющим примерно двадцати приходов в этом регионе. Это был лучший период его жизни. В 1526 году Гюнцбург перевел «Германию» Тацита на разговорный немецкий язык, чтобы познакомить своих до сих пор невежественных современников с их предшественниками. Но когда его покровитель умер в 1530 году, а преемник стал католиком, 70-летнему проповеднику пришлось переехать в маленькую деревушку Лойтерсхаузен. Там прихожане воспротивились и отвергли его, и вот в 1533 году этот, теперь уже забытый, озлобленный, разочарованный и больной, человек умер в нищете. Опять же, провидец лучшего из миров в конце концов потерпел неудачу, и его утопия оказалась антиутопией.

Выросший в средневековой апокалиптической традиции, а позднее воспринявший гуманистические идеи, Гюнцбург изображает в своей книге пример социально-национального идеального будущего государства Вольфариа. В нем пятнадцать «конфедератов» выдвигают в своих памфлетах весьма радикальные теологические требования к новым правилам, чтобы реформировать государство и, прежде всего, католическую церковь. Вначале предполагалось расформировать монастыри, вырезать нищих монахов, но затем последовал более умеренный план: монастыри нужно обезлюдеть, в каждом из них должно оставаться не более десяти монахов, а новые монахи не могут входить в монастыри в течение десяти лет. О стареющих монахах будут заботиться, пока они не умрут, освобожденные будут интегрированы в общество, и им будет разрешено жениться. Образование должно было стать общественным делом, слуги и хозяева должны были стать равными, рабочие должны были получать хорошую зарплату, чтобы иметь возможность жить, о больных нужно было заботиться, все зажиточные должны были помогать нуждающимся. Эти социальные альтруистические утопические идеи так и не стали реальностью. «Расколдовывание» последовало быстро.

«Новая Атлантида» сэра Фрэнсиса Бэкона

Самыми известными утопическими философскими произведениями эпохи Возрождения, помимо «Вольфарии» Гюнцбурга и «Утопии» Мора, являются «Новая Атлантида» сэра Фрэнсиса Бэкона (1561-1626), описывающая эгалитарное общество, также вдохновленное «Республикой» Платона и его видением Атлантиды в «Тимайосе» и «Города солнца» («Civitas Solis», 1623) итало-калабрийского доминиканского монаха Томмазо (Джованни Доменико) Кампанеллы (1568-1639). Кампанелла, обвиненный римской инквизицией в ереси, в 1594 году был приговорен к двум годам домашнего ареста. Он подвергся пыткам и был заключен в тюрьму на 27 лет по обвинению в заговоре против испанских правителей Калабрии в 1599 году. Во время заключения он написал бо́льшую часть своих произведений, в том числе «Civitas Solis».

«Новая Атлантида» Бэкона, опубликованная посмертно в 1626 году, так и осталась незаконченной. Здесь автор излагает свое утопическое видение будущих научных открытий человечества, происходящих на мифическом острове Бенсалем, который был обнаружен экипажем заблудшего корабля в Тихом океане, и где «великодушие и просвещение, достоинство и великолепие, (христианское) благочестие и общественный дух восторжествовали». Бэкон считает, что христианская религия возникла оттуда. Он верил в образование и

интеллектуальные возможности, которые можно было бы получить в его идеальном колледже, «Salomon’s House» («Доме Соломона»), который представлял собой современный исследовательский университет как в прикладных, так и в чистых науках. Но конец этого мечтателя тоже не был счастливым. Обвиненный во взяточничестве, его восхождение по социальной лестнице в качестве виконта Сент-Олбанс и профессиональная карьера верховного лорда-канцлера были остановлены. После своего признания, он был приговорен к денежному штрафу, четырем дням ареста и изгнанию из Королевского суда. Но в результате испытания на снегу, он смертельно заболел пневмонией. В его случае утопия снова привела к антиутопии и потерянным иллюзиям.

Многие из известных нам авторов-утопистов были вдохновлены платоническим представлением об идеальном обществе, своего рода социалистическом, и имеют религиозное происхождение. Ренессанс проложил путь к утопическим представлениям об эгалитарном, справедливом, гуманном и честном обществе, предвосхищающем социализм, и получил дальнейшее развитие в эпоху Просвещения. В XIX веке термин «утопический социализм» был придуман Карлом Марксом (1818-1883) в труде «За беспощадную критику всего существующего» (1843) и получил дальнейшее развитие в «Манифесте коммунистических партий» («Коммунистический манифест», 1948), но был отвергнут и оставлен радикальными революционными элементами. Социалисты-утописты считают, что людей всех классов можно убедить принять их план справедливого общества добровольно, без классовой борьбы и революции.

Тем не менее, семя надежды, посеянное Фьоре, продолжало существовать, и его кульминацией стала крупная философская книга вышеупомянутого еврея-реэмигранта-неомарксиста Эрнста Блоха «Das Prinzip Hoffnung» («Принцип надежды»). Она была написана в американской эмиграции между 1938 и 1947 годами и должна была называться «Мечты о лучшей жизни». Блоху предложили должность профессора в Лейпциге (оккупированная Советским Союзом Восточная Германия, позже ГДР) в 1948 году, но у него были проблемы с властями Восточной Германии, и он остался на Западе после того, как выступил против советского вторжения в Венгрию в 1956 году. Три тома были опубликованы сначала в ГДР (1954 г.), а в 1955 г. — на Западе. Блох описывает желания, стремления и надежды человечества с детства до старости. Он требует, чтобы человек научился надеяться, любить успех, а не провал задачи, и быть «воинствующим оптимистом», что означает жить подлинно, исторически осознанно, carpe diem («ловить момент»). Эти идеи приветствовались немецкими христианскими теологами, тогда как его видение лучшего мира, — с утопиями всех видов: медицинской, социальной, технической, архитектурной, географической и в искусстве, — стало очень популярным среди немецких левых студентов. Существование конкретной утопии Блоха о коммунизме не было долгим, добавив к длинному списку еще одну антиутопию и разочарование. И сегодня повторное очарование, или популярный утопический позитивизм — это когда кто-то думает «позитивно» и добивается успеха в своем стремлении. Кажется, Фьоре, больше не играет в этом никакой роли.

Утопическая литература в XX веке и антиутопия в XXI веке

Противоположностью утопическим жизненным концепциям были книги французского писателя-реалиста Оноре де Бальзака (1799-1850). Его незаконченным опусом является цикл «Comédie Humaine» («Человеческая комедия»), состоящий из 88 рассказов и романов, один из которых — социально-язвительный критический роман «Illusions perdues» («Утраченные иллюзии», 1837-1843), который можно считать девизом антиутопических романов эпохи XX и XXI веков. Это почти исторический документ о политических условиях и общественной жизни во Франции в период Реставрации с 1804 по 1830 годы. Параллельно с подъемом сатирической литературы во времена угнетения, особенно при диктатуре, утопические и антиутопические темы — средства выражения, часто использовались тайными противниками или критиками. Таким образом, как это ни удивительно, можно обнаружить наследников Бальзака среди писателей этой главы.

Польская литература богата фантастическими романами и рассказами. Самым известным в мире автором является Станислав Лем (1921-2006). Как пишет Мэрилин Джурич:

«Где-то между выдуманной утопией и дистопией и на периферии антиутопии существует то, что я называю псевдоутопией — общество, наиболее необычным образом изображенное в научной фантастике Станислава Лема. Это общество трудно идентифицировать, потому что здесь кажется, что все меняется еще до того, как возникнет. Ибо в этом постмодернистском обществе достижения в науке и технике создают бешеное ускорение, порождая множество возможностей действовать и быть, и затрагивают все сферы жизни. […] Как и утопия, псевдоутопия основана на том, чтобы принести великое счастье людям и гармонию для более широкого сообщества. Тем не менее, как и в случае с антиутопией, псевдоутопия не может достичь этого высшего блага и, в конце концов, скорее огорчает, чем возвышает людей, управляемых ее политикой. В процессе провала своей миссии или подрыва собственных усилий, псевдоутопия часто служит разрушительным комментарием ко всему утопическому процессу; по сути, она становится антиутопией. По иронии судьбы, — и это также происходит как в утопии, так и в антиутопии, — типичный обитатель псевдоутопии не понимает, как общество потерпело крах. Граждане не испытывают ни чувства лишения, ни унижения и могут, наоборот, поздравлять себя с удовольствиями, которыми они наслаждаются при таком идеальном строе. То, что идеал является иллюзией, что система недееспособна, безумна, абсурдна, никого не приводит в сознание. Непроверенное и автоматическое принятие ее характеризует реакцию типичного гражданина, живущего в псевдоутопии Лема».

Этот философ и футуролог, автор фантастических бестселлеров создал иной тип утопии в ХХ веке (некоторые это отрицают). Книги Лема были переведены на 57 языков и проданы тиражом 45 миллионов экземпляров. Лем был визионером, писал о философских и этических проблемах, связанных с искусственным интеллектом, роботами, нано- и ген-технологиями, нейронными сетями и виртуальными реальностями еще в 1960-70-х годах. Родился он в Лемберге, в семье врача-еврея, пережил немецкую оккупацию с поддельными «арийскими» документами, изучал медицину, но провалил выпускной экзамен в Кракове (Польша), когда отказался отвечать на вопросы, связанные с псевдонаучной антигенетической теорией 1930-х годов советского агронома и любимца Сталина Лысенко.

Лем был экспертом в области технологий и, пережив не одну диктатуру, начиная с национал-социалистической, а затем сталинской и постсталинской коммунистической систем, испытывал угнетение в обществах, которые, по мнению их правителей и пропагандистов, должны были быть наилучшими из возможных. Как зоркий наблюдатель за происходящим вокруг и наделенный критическим взглядом, в 1951 году он начал писать научную фантастику. Это было время холодной войны — термин, введенный Джорджем Оруэллом, когда Сталин работал над мирным договором для Германии, подчеркивая важность двух немецких государств, но тем самым он усиливал напряженность в отношениях с Западом, и не был в восторге от утопий, живущих в коммунистической Польше:

«Человек такой, какой он есть, потому что таким он был создан в ходе биологической эволюции. И это создало определенные биологические и психологические ограничения. Я не… разделяю веру мелиористов в то, что человечество может неуклонно улучшаться и становиться благороднее, и я не верю… в то, что существует общественное государство с совершенным всеобщим счастьем и благополучием».

Все коммунистические пропагандистские лозунги, культ рабочих и фермеров в новом «хорошем» социалистическом обществе «нового» человека оказались ложью 16/17 июня 1953 г., когда в Восточной Германии началось мирное восстание миллиона человек, протестовавших против сложившейся экономической ситуации — отсутствия товаров народного потребления, роста цен на продукты и квот на работу, но этот процесс был жестоко подавлен советской армией. То же повторилось в Венгрии три года спустя, когда восстание там было подавлено Советами, во время Пражской весны 1968 года или при подавлении движения польского синдиката «Солидарность» в 1981-1983 годах. Их провал был антиутопическим, кульминацией которого стала Перестройка 1989 года и конец не только Советского Союза, но и «железного занавеса» и всех государств за ним. Для Лема все эти исторические события свидетельствовали о двусмысленности псевдоутопических обществ. То же самое он чувствовал даже в отношении самых сложных новых технологических изобретений, как в его книге о суперкомпьютере «ГОЛЕМ XIV», который преодолевает барьер человеческого разума, но в конце концов не может превзойти людей, потому что у него нет чувств.

Это ссылка на известную фигуру в еврейской мифологии, Голема, рукотворное существо, созданное из глины, которое оживляется еврейскими буквами и именем Бога — «Истина» (Эмет) на его лбу, — чтобы помогать угнетенным евреям. Но когда этот Голем — прототип робота — выходит из-под контроля, он становится угрозой для своего создателя и должен быть уничтожен: первая буква на его лбу убирается, а остальное становится еврейским словом «мет» — мертвый. Таким образом, дивное существо снова превращается в груду земли.

Среди всемирно известных романов-антиутопий, посвященных историческим и социальным потрясениям ХХ века, — «О дивный новый мир» (1932) Олдоса Хаксли (1894–1963), написанный между двумя мировыми войнами. Это негативная футуристическая социальная утопия, действие которой происходит в 2540 году. В этом кошмарном обществе, называемом Мировым Государством, эмоции и индивидуальность обусловлены клонированными детьми, и нет прочных отношений, потому что «каждый принадлежит всем». Это классовая система, в которой эмбрионы в инкубаторах подвергаются воздействию различного количества химических веществ и гормонов, которые распределяют их по заранее определенным классам, классифицируемым от самого высокого до самого низкого: Альфа (лидеры), Бета, Гамма, Дельта и Эпсилон (прислуга). Мятежная фигура, Джон, пытается уклониться и ускользнуть от системы, которую он ненавидит, но в конце концов он уступает и, потрясенный своим соучастием в системе, вешается. Хаксли, будучи гуманистом, глубоко интересовался мистической, религиозной философией и предупреждал о негативных последствиях технических и научных разработок.

Однако чаще всего цитируют Джорджа Оруэлла, коллегу Хаксли (Эрик Артур Блэр, 1903–1950). Его «Скотный двор» (1945) и «1984» (1946–1948) — горькие сатирические образы тоталитарных государств. Опыт Оруэлла в Бирме в качестве британского полицейского (1922-1927) заставил его ненавидеть колониализм. В 1936 году он принял участие в Гражданской войне в Испании, был свидетелем зарождения либерального социализма в Барселоне и вступил в троцкистскую партию, поначалу не подозревая, что она была объектом ненависти Сталина. Но уже через пять месяцев в Испании он понял фальшь сталинизма, ведущего к чисткам, и отверг его. Будучи разыскиваемым сталинистами, он с женой бежал во Францию ​​и записал свое разочарование по поводу предательства Сталина Испании. После пакта Гитлера-Сталина, Оруэлл стал стойким британским патриотом. Книга Артура Кестлера «Тьма в полдень» (1940) о сталинском терроре заставила его обратиться к художественной литературе как к средству агитации и обличения механизмов тоталитаризма. Влияние Кестлера можно найти в двух романах-антиутопиях Оруэлла.

В басне «Скотный двор» Оруэлл рассказывает историю группы сельскохозяйственных животных, которые восстают против своего жестокого фермера-человека, полные надежды создать общество, в котором люди и животные имеют равные права, будут свободны и счастливы. Сначала им это удалось, но свиньи постепенно взяли на себя инициативу, и в конце концов восстание было предано, и ферма под руководством свиньи по имени Наполеон превратилась в жестокую диктатуру, намного хуже, чем при фермере. Неудача революции, предательство и неправильные лидеры подытоживают критику тоталитаризма и сардоническую притчу (некоторые называют ее аллегорией) политических событий в Советском Союзе от Октябрьской революции до сталинского правления в конце Второй мировой войны, когда Сталин предал идеалы революции. Эта книга была запрещена в ГДР.

В наши дни роман Оруэлла «1984» удивительно актуален. Антиутопическая новелла, опубликованная в 1949 году, повествует о жизни Уинстона Смита, низкопоставленного члена «партии», которого раздражает вездесущий взгляд правящей партии страны под названием Океания и ее зловещего правителя Большого Брата, который посредством телеэкрана контролирует каждый аспект жизни людей, их мысли и даже их историю. Партия принуждает к внедрению изобретенного языка, новояза, чтобы предотвратить политический бунт, уничтожая все связанные с ним слова. Герой работает в Министерстве правды, где изменяет исторические записи, чтобы они соответствовали линии партии. Уинстона Смита раздражает угнетение, запрещающее свободомыслие — разрешены только «хорошие мысли», секс и любое выражение индивидуальности, и он сомневается, что предполагаемый лидер оппозиционного тайного Братства Эммануэль Гольдштейн, выступающий за Льва Троцкого, является самым опасным человеком для системы. В конце концов, он был предан всеми, разлучен со своей тайной любовницей Джулией, его дух был сломлен, ему промыли мозги, он учится любить партию и Большого Брата. Противостояние оказывается невозможным — индивид не может освободиться.

«1984» принадлежит к 100 лучших, часто цитируемых и упоминаемых, книг ХХ века. Один из новейших романов-антиутопий, созданных по его образцу, — «2084. La fin du monde» («2084. Конец света»; Париж, 2015) Буалема Сансала (*1949). Сансал работал высокопоставленным государственным служащим в Министерстве промышленности Алжира. В 1999 году он опубликовал свой первый роман «Варварская клятва», а в 2003 году был уволен с государственной службы и занялся писательской деятельностью, результаты которой были отмечены множеством известных наград международного уровня. Сансал — непослушный и мужественный гражданин Алжира. Я познакомилась с ним в Иерусалиме на Международном литературном фестивале в 2012 году. Это была поездка, которая совсем не понравилась его правительству. В «2084» Сансал изображает крайне тоталитарное государство будущего под названием Абистан. Напоминая немного «Волшебную гору» Томаса Манна, Сансал точно следует схеме Оруэлла, но заменяет политическую систему тотального надзора фанатичной мусульманской религией.

Приведу последний пример романа-антиутопии XXI века — сатирический роман Мишеля Уэльбека «Sousmission» («Подчинение»; Париж, 2015), опубликованный в том же году, что и пугающая история Сансала. Во Франции недалекого будущего, средних лет академик Франсуа (маленькое альтер-эго Уэльбека), как и многие его современники, переживает кризис среднего возраста. Его жизнь кажется ему бессмысленной. Когда в 2022 году на президентских выборах выдвигаются два фаворита, Марин Ле Пен от Национального фронта и Мухаммед Бен Аббес от зарождающегося Мусульманского братства, они образуют противоречивый союз с основными партиями. Избранный Бен Аббес пришел к власти, и страна преобразилась за одну ночь. Во Франции вступает в силу исламский закон, шариат: женщины носят чадру, вынуждены уступать свои рабочие места в университетах коллегам-мужчинам, поощряется полигамия, а экстремизм стал частью французского образа жизни. Однако Франсуа, пьющий арманьяк, просыпается для новой жизни. Кошмарное видение Уэльбека, к счастью, еще не воплотилось в жизнь на выборах в этом году, но может случиться в следующий раз.

Во всех упомянутых выше книгах выражены надежды и опасения авторов и их современников, которые они разрешают в соответствии с духом своего времени. Но антиутопия Уэльбека стоит рядом с оруэлловской — возможной и более реалистичной, чем все утопии и антиутопии прошлого, которые мы до сих пор читали. Сегодня «новояз» Оруэлла иногда используется в современных политических дебатах как утверждение о том, что кто-то пытается ввести новые значения слов в соответствии со своей повесткой дня, поскольку мы, особенно в Германии, сталкиваемся с «гендеризмом». И языковая диктатура Путина («операция» вместо «войны» против Украины), и политические сокращения (Ingsoc = английский социализм и т.д.) напоминают нам советский Коминтерн (Коммунистический Интернационал) или нацистское гестапо («Geheime Staatspolizei» — «тайная полиция»). Новое явление в области дезинформации, «фейковые новости» представляют собой «хорошее мышление» и похожи на результат деятельности «Министерства правды» Оруэлла. Желая лучше понять наше настоящее, мы должны прибегнуть к трудам всех этих провидцев.

Автор:

Эльвира Грозингер – немецкий литературовед, публицист и переводчик.