История мистицизма и его влияние на современную науку. Беседа с мэтром глубинной психологии Сагайдаком Александром Николаевичем.
Ирина Лопатюк: Европейский Мистицизм — категория, которая современной науке неведома. Наука полная загадок, тайн, мистики. Как её понять? О чём она? В рамках этого интервью вы не только узнаете, что такое мистицизм с точки зрения науки, вы узнаете то, что крайне сложно извлечь даже из миллионов энциклопедий. Это — история мистицизма, которая показывает какова его мощь, влияние и наследие. Я благодарю нашего независимого эксперта, нашего спикера, кандидата психологических наук, аналитического и практикующего психолога, директора ассоциации «Теурунг» Сагайдака Александра Николаевича.
Итак, что же такое мистицизм? Насколько это перспективно и каковы уроки истории, вы узнаете прямо сейчас.
Александр Николаевич, рады приветствовать Вас на нашем интервью посвященному исследованию мистицизма, причем мистицизма как категории науки неведомой. В первую очередь, Вам, как к практикующему аналитическому психологу и незаменимому эксперту в области глубинной психологии, хотелось бы задать вопрос, который, с одной стороны, непрост, а с другой стороны, с него всё начинается. Что же такое мистицизм с научной точки зрения? Как сегодня на мистицизм смотрит наука XXI века?
Александр Сагайдак: Вы знаете, утверждать, что мистицизм — вещь, совершенно неведомая классической науке, было бы неправильно. В науке присутствуют определения, касающиеся того, что есть мистицизм с точки зрения науки. В данном случае, когда мы говорим о науке, мы будем иметь в виду классический позитивистский подход как в естественных, так и в гуманитарных науках. То есть наука, опирающаяся на эмпирический метод. Основы этого метода начинали закладывать еще в XVII веке, концептуально же он сформировался в XIX веке. По-другому этот метод называют «материалистическая наука». Почему «материалистическая»? Потому что опора на эмпирический метод делает основным предметом познания этой науки материю. Так как материя познается в наших органах ощущения, эмпирический метод — это классический метод восприятия человеческого организма.
Но, когда мы говорим о позитивистской науке и об эмпирическом методе, мы должны понимать, что мистицизм позитивистской науке вполне знаком. Правда, знаком он ей скорее через философскую платформу, чем через сугубо эмпирическую, ведь философия является методологией для всех наук, некой методологической базой. Насколько бы они ни находились в сложных отношениях, тем не менее, позитивизм признает, что философия есть методологическая основа позитивистской науки.
Касаемо философии нам известны две фундаментальные категории: трансцендентная и имманентная. Так вот, объектом позитивистской науки является имманентная категория — нечто естественное, неотъемлемое от земного материалистического бытия, данного нам в ощущениях. Но есть и противоположный полюс. Когда мы говорим «имманентная», мы подразумеваем, что есть и трансцендентная. Трансцендентность — это философская категория, предполагающая «нечто», некий феномен принципиально иной природы, чем имманентная. Синонимом трансцендентности является потустороннее, иное, непознаваемое в наших ощущениях. Если в философии, как в методологической базе, существуют понятия «имманентная» и «трансцендентная», то и в науке они тоже должны быть. Строго говоря, если мы говорим о науке, придерживающейся всех правил научного метода, то любой учёный говорит о том, что есть некий предел научного познания. К тому же, он разделяет изучаемые объекты и явления: «Это есть объект научного знания, а вот этот выходит за пределы объекта научного знания — это находится за границами научного эмпирического метода». Но это не отрицает его существование, оно лишь находится за пределами эмпирического метода познания.
Следовательно, когда мы говорим о том, что такое трансцендентное, и как мы можем его описать в категориях позитивистского взгляда, в первую очередь речь идет о гуманитарных науках, особенно о психологии. Психология имеет дело с душой, и чтобы там ни говорили психиатры, психофизиологии, душа нематериальна по своей природе. И если мы говорим о физических явлениях, таких как головной мозг, центральная нервная система, они являются носителями, а вернее физиологическими коррелянтами психической деятельности, не более. В медицине, в психологии, в парапсихологии есть достаточно много примеров, составляющих огромный массив данных, которые никак не вписываются и не соотносятся с установленными понятиями, они выходят за пределы физиологического понимания психики. Особенно яркие примеры может предоставить физиология, нейрофизиология и нейропсихология. Есть масса случаев, когда люди с серьезными повреждениями головного мозга, вплоть до того, что значительная часть головного мозга не функционировала, сохраняли свою психическую активность. Более того, она даже приобретала особенный характер. Я уже не говорю о ряде парапсихологических феноменов.
Да, множество из них — это профанация, множество из них — это неверная интерпретация фактов. Однако есть значительный массив вполне достоверных данных, которые выходят за пределы эмпирического восприятия. Существует масса косвенных признаков указывающих на то, что есть другие способы восприятия, кроме пяти органов чувств. Всё упирается в пресловутое шестое чувство. Снова, если мы обращаемся к гуманитарным наукам XIX века, как реакция на позитивизм возникли направления герменевтики и феноменологии, которые утверждали, что предмет гуманитарных наук — это так или иначе человеческая душа, индивидуальная или коллективная. Она имеет более принципиальный дух природы, чем предмет естественных наук, и должна познаваться принципиальными методами, не позитивистскими и не эмпирическими. Может быть, это можно было бы считать досужими вымыслами немецких историков, философов и психологов, но ведь герменевтика и феноменология на практике доказали свою эффективность, причем именно в тех сферах, где классический позитивистский метод ничего не смог сделать.
Самым ярким примером подобного рода является герменевтика и ее успехи в толковании древних текстов. Такой принципиальный сдвиг в познании древних культур произошёл именно благодаря герменевтическому методу. Герменевтический метод, будем откровенны, на самом деле метод эзотерический. Само название «герменевтика» — это видоизменение, произошедшее от слова «герметик/герметизм». Эзотерическое учение, которое, кстати, находится близко к современной глубинной психологии. К тому же, глубинная психология — это тоже направление, которое очень серьезно и предметно занимается трансцендентностью. Давайте возьмём не гуманитарные и не касающиеся функционирования человеческого мозга науки, а самую материалистическую науку, такую, как физику. Мы увидим, что XX век породил серьезное противостояние между теорией относительности и квантовой физикой. Когда я начал изучать этот дискурс, я был очень удивлен, потому что квантовая физика во многих вопросах не согласна с теорией относительности. В чем несогласие? Я не подберу иного определения, но квантовая физика делает акцент на мистицизме, она содержит массу примеров того, что получило общее название «психофизика», а именно — это психологическое влияние исследователя на поведение элементарных частиц. Классикой психофизики являются исследования Шрёдингера, который наблюдал за тем, как кварки, квантовые обращающиеся частицы меняют направление и свой заряд в зависимости от позиции экспериментатора.
Кроме того, даже если мы возьмём начало современной физики, теории относительности, конец XIX и начало XX века, исследования Минковского о многомерности пространства и времени, то он ввел понятие «горизонт событий». Горизонт событий — это сфера познаваемого, то, что познаваемо с точки зрения человеческого разума и эмпирического подхода. Геометрически это изображается в виде конуса и горизонта событий с четко обозначенными верхними и нижними точками, за которыми тоже что-то находится. Но то, что находится за горизонтом — это уже принципиально непознаваемо, оно находится в совершенно иных категориях пространства и времени, чем те, к которым привыкло человеческое сознание, чему посвящено множество догадок и фантастических фильмов. С философской точки зрения, то, что там находится, характеризуется кратким термином «небытие». А что такое небытие? Это потусторонний мир, а для материалистического взгляда это то, что трансцендентно материи. Вот вам физическая категория для обозначения мистицизма — это то, что находится за пределами горизонта событий.
Ирина Лопатюк: Александр Николаевич, раз мы уже затронули таких фигур, как Шрёдингер, Вы бы могли назвать среди гениев последних 5-6 столетий тех ученых или деятелей, которых мы могли бы назвать мистиками?
Александр Сагайдак: Вообще до XVII-XVIII веков практически все выдающиеся деятели науки и культуры были в той или иной мере мистиками. Но если обратить внимание на ученых, которые внесли особый вклад в науку и в то же время были подвижниками мистицизма, то здесь я бы назвал в первую очередь двух однофамильцев, живших с разницей в несколько столетий — Роджера Бэкона и Фрэнсиса Бэкона, двух монахов, герметистов, мистиков, которые своей деятельностью заложили основы индуктивной логики, что со времен Аристотеля было колоссальным прорывом. Фактически была создана вторая часть логики: Аристотель создал дедуктивную логику, а Роджер и Френсис Бэконы создали индуктивную. Индуктивная логика есть основа эмпирического метода. Фактически позитивистская наука выросла из индуктивной логики. Но при этом, оба мистика были герметистами. Масса эмпирических фактов, на которых создаётся некая закономерность, индуктивный метод практиковался ими в первую очередь касаемо мистических событий. Это был для них богословский язык, эзотерический метод. К слову, грубую материю они тоже исследовали индуктивным методом, но это уже было менее значимо.
Еще одна фигура мистицизма, очень известный учёный и мистик, виднейший деятель герметизма Фили́пп Аурео́л Теофра́ст Бомба́ст фон Го́генгейм, более известный нам под именем Парацельс — человек, который во многом заложил основу современной европейской медицины и не просто медицины, но и этики, я бы даже сказал, философии медицины на последующие столетия. Известный гуманист Марсилио Фичино, который тоже был очень ярким герметистом — личность, которая несомненно является гением и искусства, и науки. Одна из фундаментальных фигур европейской культуры Леонардо да Винчи, который был очень мистической личностью. Он был глубоко верующим человеком, и, что интересно, его вера была такая же откровенно мистическая. У нас нет сведений, принадлежал ли Леонардо да Винчи к каким-то герметическим обществам, но он сам по себе был фигурой настолько глубокой и эзотерической, что вполне мог создать сам своё мистическое общество, если бы его это интересовало. Крайне интересная личность — Николай Кузанский. Это человек, который внёс весьма серьезный вклад в формирование рационалистической философии Запада, что в конечном итоге тоже послужило становлению позитивистского метода. В частности, Николай Кузанский соединил философию и математику, он использовал математические методы подтверждения бытия Бога, и в то же время он был глубоко мистической фигурой.
Значимая фигура XVII века — философ, математик Рене Декарт, который ввёл знаменитый принцип рационализма. Он свёл психику с сознанием, но при этом, будучи дуалистом, Рене Декарт полагал, что природа бытия как раз состоит из двух уровней — материалистического и идеалистического, и они существуют параллельно. Даже на физиологическом уровне он предполагал, что связующим звеном в человеческом теле между этим двумя мирами является шишковидная железа – эпифиз, который находится на затылке. При этом для него потусторонний мир, трансцендентная реальность были не менее важны, чем материальная, поэтому, будучи философом, богословом и мистиком, он рассматривал мир именно дуально. Итальянский учёный, культуролог, можно даже сказать, антрополог в каком-то смысле, Джамбаттиста Вико — тоже личность глубоко мистическая. Он предложил весьма своеобразную концепцию, которая во многом предвосхитила идеи Малиновского, Тойнби о культурно-цивилизационных кругах. Исаак Ньютон, про которого в любой биографии вы можете прочесть, что он был глубоко верующим, мистичным человеком, увлекался спиритизмом и даже общался с духами. Да, он серьезно подходил к проведению спиритических сеансов, во время которых общался с потусторонними силами и при этом создал классическую ньютоновскую механику.
Если мы обратим внимание на выдающихся философов, поэтов в XVIII веке, Лейпциг, Кант, Гегель, Гёте, другие деятели искусства — это всё глубоко мистические натуры. В XIX веке это уже Шопенгауэр, Ницше. Конец XIX века — начало глубинной психологии, и здесь самой мистической фигурой, которая, собственно говоря, и ввела мистицизм в сферу исследования глубинной психологии, является Карл Густав Юнг. Свою докторскую диссертацию он написал на основе материалов спиритических сеансов со своей двоюродной сестрой: он сделал паранормальный феномен, парапсихологию объектом научного изучения. Начало XX века характеризуется очень спорной, но очень реалистичной, действенной, невероятно будоражащей до сих пор умы людей фигурой Николы Теслы. Трудно сказать, какие мистические учения он использовал, но то, что без мистики в его концепциях и даже в его устройствах не обошлось, даже человеку, не очень знакомому с мистикой, становится понятно, если изучить научную деятельность этого ученого. И уже в XX веке, во времена развития квантовой физики, ученые, посвятившие себя ее исследованию, не заявляли о природе мистицизма, но они обозначали те пределы, за которыми уже начинается территория трансцендентного. Это Минковский, Пуанкаре и Шрёдингер.
Говоря о современности, я менее компетентен в этой области, так как недостаточно изучал соответствующие материалы. Однако квантовая физика все еще ставит множество вопросов о предмете, об объекте, о том, что есть вещество, что находится за пределами вещества и материи, что есть энергия, и существуют ли какие-то связующие принципы между физической и уже нефизической энергией. В особенности это касается природы гравитации, которая при ее глубоком исследовании также предстает неким мистическим феноменом. Думаю, мы это тоже можем причислить к направлению в науке, причастному к мистицизму. Конечно, стоит сказать о столь важной фигуре как Леопольд Сонди, который в своей концепции соединяет и науку, и богословие, и эзотерику, и историю. Чего только стоят его идеи о комплексе Каина, о фигуре Моисея и т.д.
Ирина Лопатюк: Безусловно, его идея о трансцендентном Я, которое объединяет этот мир и потусторонний мир. Спасибо Вам большое, Александр Николаевич, за столь краткий и яркий экскурс! Ведь, действительно, это можно видеть хотя бы на примере перечисленных лиц, а это только начало. Мы увидели, сколь велика концентрация мистиков-ученых, мистиков-деятелей, первооткрывателей. А как Вы думаете, по какой причине так много людей, которые либо меняли ход истории, либо открывали нечто новое, были мистиками?
Александр Сагайдак: Потому что до наступления эпохи модернизма, когда цивилизация и культура носили преимущественно аналитический характер, знания и власть традиционно рассматривались как трансцендентные категории. Вспомнить только, что вплоть до XVIII века главной сферой знания была метафизика. Не эмпирическая наука, а именно метафизика.
Ирина Лопатюк: Да, эмпирическая наука приобрела расцвет только с XIX века, до этого времени были другие категории.
Александр Сагайдак: Говоря о трансцендентной природе власти, это ведь та самая пресловутая харизма. Власть, как божественное откровение, которое даётся правителю. Но как же правитель может воспринять этот божественный дар власти, не будучи открыт мистическому влиянию? Поэтому во всех древних концепциях и европейских традициях вплоть до середины XVIII века, пока не наступила эпоха так называемого Просвещения, монарх выступал как мистический посредник между Небом и Землей. По этой причине мистицизм был не просто реальным, он был главенствующей силой и знанием в научной теории и практике в общественной и политической жизни.
Ирина Лопатюк: Соответственно, мы могли бы заключить напрямую, что мистицизм как явление и власть как явление связаны, ибо оба мистичны по своей природе?
Александр Сагайдак: Конечно. Если мы берем именно аналитическую концепцию власти, то правитель, как бы он ни назывался — это представитель перед Богом за весь народ, именно он берет на себя ответственность за судьбы народа перед высшей силой.
Ирина Лопатюк: Когда изучаешь научные категории, взгляды науки на мистицизм, понимаешь, что существует два превалирующих взгляда (хотя, безусловно, существуют и иные) — это восточный и западный мистицизм. Как бы вы могли объяснить, в чем разница этих двух взглядов?
Александр Сагайдак: Вы знаете, разница между восточным и западным мистицизмом очень хорошо описана в русской религиозной философии XIX века. Но еще до нее было известно о духовной, богословской и мистической концепции — православный исихазм. Как раз в православном исихазме ключевое внимание уделяется трансцендентному. Собственно говоря, исихазм — это и есть практика взаимодействия человеческого сознания с потусторонним, трансцендентным. И такими же близкими к исихазму являются в исламе — учение суфизма, в традициях Китая и Дальнего Востока — даосизм. О чем говорит исихазм? Исихазм говорит о том, что есть два способа взаимодействия человеческого сознания с потусторонним: сверхразумное видение и сверхчувственное видение. Сверхразумное видение опирается на разум — это способность человеческого сознания воспринимать абстрактные категории высшего уровня там, где разум, собственно говоря, уже не справляется с задачами: категоризация, определения, где он не способен давать дефиниции, знания уже даются в виде неких высших откровений. Это некая сверхлогика, то, что выходит за пределы логических категорий Аристотеля. Некое торжество разума, который способен объять собою некие парадоксальные противоречия. Следом появляются новые категории, новые символы, новая семантика, которая выходит за пределы имманентного, то есть появляется трансцендентная семантика. Данное направление традиционно называется аристотелизмом. Потому-то именно Аристотель заложил основы рационального метода познания. Западная Европа восприняла в основном его метод, и в католическом богословии аристотелизм является ведущей идеей. В целом западной мистике присущ принцип сверхразумного видения, созерцания высших истин, очищенных безупречным разумом.
Если мы возьмем восточный мистицизм, — в первую очередь это, конечно же, православие и направления других мистических культур Востока, — то мы видим сверхчувственное виденье, или по-другому оно еще называется «кардиоцентризм». Почему «кардиоцентризм»? Потому что в первом случае основным органом познания в западном рационализме считается разум, а в кардиоцентризме — сердце. Если обозначить это более психологическими категориями, то сердце мы бы отождествили с интуицией, с эмпатией, как проникновение в некую высшую трансцендентную истину на основе чувств и интуитивных озарений. Эта традиция называется платоновской, так как Платон заложил основы созерцания сверхчувственных идей. Суммируя сказанное, можно сделать вывод, что различие между западным и восточным подходом следовало бы охарактеризовать следующим образом: западный мистицизм — это сверхразумное виденье, восточный мистицизм — сверхчувственное виденье; западный рационализм, восточный кардиоцентризм. Разумеется, четкой границы между ними нет: есть достаточно много в восточной традиции рационалистов и в западной традиции мистиков-кардиоцентристов. Например, Ницше или германская культура, где наряду с рационализмом очень много мистических откровений, тот же Гёте, который и поэт, и кардиоцентричный мистик. И всё же, когда мы говорим о тенденциях, именно о цивилизационных кругах, которые в культурологии обозначаются «западный» или «восточный» цивилизационные круги, бесспорно присутствует тенденция: западный рационализм и восточный кардиоцентризм.
Ирина Лопатюк: Александр Николаевич, вопрос касаемо собственно взаимодействия двух понятий — мистицизма и науки. Как, на Ваш взгляд, мистицизм повлиял на становление науки?
Александр Сагайдак: Вы имеете в виду в исторической ретроспективе?
Ирина Лопатюк: Как минимум, да. Потому что то, что существует сегодня в науке — это определенного рода видение мистицизма, которое сильно видоизменилось в период XVII-XIX вв. Тем не менее, мы не можем сказать, что наука существует отдельно, без мистицизма. Однако же на сегодняшний день мы не видим тенденций, где наука говорит «этим мы обязаны мистицизму», «это глубоко мистично», «это потусторонние феномены» и пр. Сегодня она имеет несколько иной вектор исследований. Так каково взаимодействие этих двух категорий, с Вашей точки зрения?
Александр Сагайдак: Я бы сказал что в «донаучный» период развития науки, а это до начала XIX века, как раз мистицизм был методологической основой всех научных изысканий. Тогда мы можем сказать, что наиболее фундаментальные истины европейской науки и цивилизации, начиная от гелиоцентризма и заканчивая правами личности, были разработаны на методологической основе мистицизма.
У современной позитивистской науки главной претензией к мистицизму как к методу познания является эзотеричность. Ведь в науке что особенно важно? Тенденция. Наука изучает некие фундаментальные закономерности, имеющие универсальный характер проявления, которые могут быть изучены и воспроизведены. Науку интересуют алгоритмы, схемы, которые можно потом реализовывать в разных областях знания с запрограммированным результатом. Мистицизм, в отличие от науки, эзотеричен, в нем все ориентировано на глубоко индивидуальное, я бы сказал, на сконцентрированно-субъективное переживание, которым очень трудно поделиться. Если говорить об обучении, то эзотерическое познание совершенно нельзя назвать подражанием, это именно слияние, конфлюэнция, как говорят в психологии. Причем конфлюэнция снизу вверх, когда один человек подражает духовным состояниям другого человека в стремлении пережить те же самые озарения и получить те же самые откровения. Предположим, даже если озарения и откровения произошли, они все равно уже носят другой характер.
В эзотерике все неповторимо, любое переживание уникально — и это главная претензия эмпирической науки к мистицизму: «Как мы можем поверить в достоверность явления, происшествия, описанного на словах, если этого нельзя воспроизвести в эксперименте, если это нельзя сделать некой универсальной схемой, которую можно использовать в массовом характере?». Мистики и эзотерики утверждают, что в этом и состоит особенность мистицизма — в его уникальности, в его аутентичности. Стоит лишь вспомнить, как много в науке примеров озарений, носящих характер эзотерических откровений, давших начало принципиально новым, поистине гениальным направлениям в науке. Классикой подобного явления является всем известная история, произошедшая с Менделеевым и его таблицей, которую он увидел во сне. Более того, таких примеров в истории науки более чем достаточно. Если мы возьмем такую науку как эвристика, которая специально изучает принципы и механизмы подобных креативных научных поисков, то мы увидим, что закономерности, которые они выводят, достаточно близки к принципам эзотеризма. Следовательно, подлинная креативность глубоко, индивидуально неповторима и опирается на некие интуитивные, глубинные озарения.
Возвращаясь к теме вопроса, влияет ли мистицизм на современную науку, — да, конечно, влияет и достаточно серьезно. То, что мистицизм вытеснен из официальной общественной, политической, научной практики, далеко не означает, что он перестал влиять. Я бы даже сказал, что пусть через опосредовательные пути, через междисциплинарные области, но однозначно влияет. Кроме того, можно заметить, что его влияние во многом и расширилось, если сравнивать с тем, что было несколько столетий назад. Обратите внимание, мистицизм влияет на философию и психологию, герменевтику, феноменологию — направления, которые совершили истинный прорыв в гуманитарных науках, дав совершенно новые горизонты познания. Если мы возьмем естественные науки, к примеру, высшую математику, квантовую физику, популярную гипотезу торсионных полей, которую считали лженаукой, любые феномены продолжают существовать, психофизика, вихревые потоки, загадки квантовой физики, и чем больше вы погружаетесь в изучение, тем более вам видна связь с мистицизмом.
К слову, сейчас начинает подниматься тема, которая физиками тоже воспринимается как откровенная мистика — это теория эфира. Мы знаем, как в начале XX века теория относительности самого Альберта Эйнштейна была объявлена ненаучной, но тот же Никола Тесла утверждал, что его изобретения основаны на физике эфира.
Ирина Лопатюк: Да, и это ни для кого не секрет. Это можно проверить в письмах, в определенных свидетельствах и в разговорах, даже в интервью записано.
Александр Сагайдак: Известно, что существует группа физиков, которые продолжают традиции Теслы и пытаются на основе физики эфиров что-то разработать. Что касается психологии и других гуманитарных наук, здесь говорить нечего. Что касается глубинной психологии, это междисциплинарная область, между наукой и мистицизмом. То же самое в культурологии, в общественных науках. В целом, в XX веке мистицизм также обозначен междисциплинарной позицией. Концепция Льва Гумилева, такое направление, как психологическая антропология, которая тоже изучает мистицизм, однако она его изучает как культурный феномен. Шаманские культы, изменённое состояние сознания, психические расстройства этнической локализации — такими научно корректными терминами обозначаются такие феномены, как одержимость, трансовое состояние и т.д. Вот вам еще одна междисциплинарная область между наукой и мистицизмом.
О том, как мистицизм влияет на искусство, можно говорить часами. Например, появление в начале XX века сюрреализма как мистицизма современной науки. В наше время появление психоделического искусства — что это, если не мистицизм? Столь популярная сейчас готика, которая, пробуждает в человеке серьезные мистические переживания. И если мы говорим о политике, то известнейший, неоспоримый пример, который никто не может отрицать, даже академические историки, ведь это феномен теснейшей связи мистицизма и политики — Третий Рейх, чьи секреты до сих пор пытаются разгадать.
Существует такое направление, как конспирология, пытающаяся изучать влияние тайных обществ на политику. Конечно, в конспирологии тоже много профанации, но это не делает несуществующим сам предмет конспирологии, а ведь конспирология изучает именно влияние мистицизма на политические и общественные процессы. Ведь всегда любое уважающее себя тайное общество должно предаваться каким-то мистическим переживаниям или организовывать их в практике в кругу для посвященных. На первый взгляд может показаться забавным, но если мы изучим новейшую историю, у нас будет совершенно иная реакция.
Ирина Лопатюк: Это целый культурный пласт, от которого мы не можем скрыться. На это нельзя закрывать глаза. Это стало тенденцией, а не феноменом.
Александр Сагайдак: Поэтому влияние мистицизма на современную науку, на общественную практику, на политику, смотря на историю XIX-XX вв., постепенно только усиливается.
Ирина Лопатюк: В рамках всего происходящего, как Вы считаете, каковы перспективы исследования мистицизма в современной науке?
Александр Сагайдак: Я думаю, что влияние мистицизма на современную науку будет продолжать усиливаться. Важно, чтобы этот процесс формирования в первую очередь междисциплинарных отраслей знания, которые как раз позволяют выйти на некий синтез, на некие единые понятия и категории науки и мистицизма, проходил правильно и единогласно с обеих сторон. Как бы то ни было, значение мистицизма остается прежним — он открывает для науки новые горизонты познания. Повторюсь, что наука по своей природе ориентирована на имманентное. Но в случае, если она замыкается только в пределах имманентного, не задаваясь вопросами трансцендентного, то она скатывается в то, что в XIX веке было названо «вульгарным материализмом». Настоящий вульгарный материализм, который обязательно приведет к кризису и сознания, и общественных процессов. Для меня в этом плане знаковым показателем из истории науки является основатель радиотехники Александр Степанович Попов. Многие ли знают, что Александр Попов увлекался спиритическими сеансами? Его интересовал вопрос, можно ли каким-то способом услышать потусторонний мир. Именно эта причина была главным мотивом в разработке радиоприемника. Таким образом, влияние мистицизма привело к тому, что Попов создал радиоприемник и совершенно новый горизонт для науки. Его изобретение привело к фактическому появлению того, что мы сейчас называем «информационная цивилизация».
Другой аналогичный пример, уже упоминавшийся мною, это спиритические сеансы Карла Густава Юнга со своей кузиной Хелен Прейсверк, благодаря которой он более предметно и осознанно начал формировать идею архетипа. В моменты, когда девушка погружалась в транс и говорила о тех знаниях и переживаниях, о которых не могла знать, Юнг всё это анализировал с научной точки зрения. Он пришел к выводу, что она соприкасается с каким-то древним уровнем знания. Так возникла идея коллективного бессознательного, которая открыла новые горизонты в психологии.
На мой взгляд, это два знаковых примера того, что способен сделать мистицизм для науки. Думаю, что для нас это весьма четкий ориентир для чего нам, ученым, мистицизм. Он расширяет наши горизонты познания, он даёт нам возможность прийти к трансцендентному и выйти за пределы имманентного.
ЧИТАТЬ ВЫПУСК ЖУРНАЛА «ЕВРОПЕЙСКИЙ МИСТИЦИЗМ»