ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ—научная дисциплина,
занимающаяся описанием и классификацией исторических источников.
Толковый словарь Ушакова. Д. Н. Ушаков. 1935–1940.
ПРОЛЕТАЯ НАД ГНЕЗДОМ НАУКИ
Перед вами, глубокоуважаемые дамы и господа, искушённые читатели и требовательные ищущие исследователи, небольшая научная разведка, написанная в научно-популярном стиле, посвящённая тематике современных проблем в источниковедении как методологического раздела науки. И прежде чем делать поспешный вывод, что, мол, «источниковедение—это такое скучное слово, сейчас бы ещё в 21 веке про пыльные книжки да антологии читать», смею порекомендовать отвлечься от возможных собственных представлений такого рода.
Да, мы будем говорить об источниковедении—том плацдарме, на котором (по замыслу умов возвышенных) стоит, как на нерушимой опоре, современная наука. Но говорить будем исключительно с прикладной точки зрения, освещая принципы и подходов, которые определённо окажутся полезными в любой деятельности, где прекрасной Личности придётся справляться с несносной, капризной, но при этой мощной и всеядной субстанцией. Речь идёт об информации.
В 21 веке, в век наших стремительно развивающихся технологий (и далеко не всегда поспевающих за ними интеллектуальными позывами) информация проникла всюду. Она невидима, бесцветна, выживает даже в условиях вакуума, а работает похлеще всякого вируса. И имение работать с этой субстанцией сегодня красит не только Учёного или журналиста, но, пожалуй, каждого жителя планеты Земля.
Однако, мало иметь сверхзвуковой доступ к облачным хранилищам или библиотекам, сохранившим наследие многих поколений ДО нас. Этого недостаточно. Важно другое — а соответствует ли действительности то, с чем нам приходиться сталкиваться ежедневно, вне зависимости от рода деятельности, специальности, предпочтений, убеждений или национальности?
ТО ЛИ ПРАВДА, ЧТО НАПИСАНО И ЗАЯВЛЕНО?
Стоит ли пояснять, то мир учёного и мир науки отличается от прочего не менее прекрасного мира особыми требованиями. Если вы исследователь— вы не можете работать с информацией просто потому, что она к вам как-то «попала». И опираться на неё как на истину в последней инстанции тоже не можете—мало ли что и где написано или сказано? С учёного спрос иного толка: он должен уметь анализировать и доказывать, аргументировать и освящать… А по факту, личным авторитетным примером показывать, как «отделяются зёрна от плевел», как из тени сомнений и вековых забвений на свет белый рождается она—Наука, в различных её проявлениях, будь-то: технологии, методики, научные открытия, изобретения и так далее. Иначе происходит разрыв: принцип доверия субъекту познания (т.е учёному) сходит на нет, а это один из базовых принципов методологии науки, поскольку считается, что невозможно быть профессионалом во всех отраслях научного знания, и наука может быть только основана на честности и стойкости ученого, стремящегося к Истине. 21 век в погоне за быстрым и сомнительным результатом все больше разрушает как честность и стойкость, так и стремление к Истине, заменяя её информированностью.
Сегодня в науке 21 века господствуют общепринятые заявления и стереотипы о том, что мы «широко шагнули вперёд в светлое будущее прогресса и технического превосходства» особенно по сравнению с нашими «недалёкими предками», жившими лет триста-пятьсот тому назад. Так ли это—большой вопрос, если говорить простым языком. Технологически, конечно, в век интернета и смартфонов под подушкой мы, вероятно, можем чуть больше в сфере коммуникаций и маркетинга,
например.
Однако, это не значит, что наука гордо рвётся ввысь в своём развитии. Как это ни печально, чаще всего наблюдается строго противоположная тенденция, которую одним корректным словом можно обозначить как «стагнация». Именно застой. И не стоит самоцелью этой изложения поиск «корня зла»; однако непосредственно о «фундаменте» в научном деле возведения «небоскрёба» прогресса и научных достижений и хотелось бы поговорить конкретнее. И в ключе рассмотрения научного фундамента, конечно же, выступает работа с источниками.
И в первую очередь, затронем такую тему, как современность источниковедения. Знаете, на что сегодня в 99% случаев из 100 обращают внимание в первую очередь научные редакционные группы и сообщества, критики и оппоненты, рецензенты и академики?
На значимость открытия? Нет. На суть изложения? Тоже нет. На актуальность проведённого исследования? Снова неверно. Негласный, но всем хорошо известный стереотип такой: взгляды обращены на список использованной литературы—то есть, на перечень источников, на которые ссылается автор в своём труде. Иные «сподвижники от науки» и вовсе предпочитают буквоедство и намеренный отлов ошибок класса «вот тут пропущена запятая, а вот в этом случае уже никто не ставит тире, все пишут двоеточие»… Отставим в стороне это явление как нечто, не требующие оживлённых дискуссий и вернёмся к сути. Источники — а именно письменные источники, книги, монографии, брошюры, научные публикации—всё должно быть строго описано и присутствовать на своих местах.
Безусловно, такая традиция имеет свои причинные корни и её надлежит соблюдать. Однако, в научном мире «делателей», а не «буквоедов» давно созрел вопрос: неужели ссылка на источник и качество этого источника—это равносильные категории?
А что если источник, хоть и древний, выступает образцом недостоверной информации? По факту, сегодня бытует странная тенденция: письменный источник—это то, что можно использовать и на что надлежит ссылаться по определению. Даже думать и подвергать критическому анализу написанное не стоит? Даже если это намеренное введение в заблуждение или плод некоего теоретического проекта, который не имеет отношение к действительности?
В век реферативной скорости написания и затягивания исследователей в круг обсуждения (вместо поиска границ неизведанного и будущего) проблем плагиата, какая тут честность… Не имение критически анализировать и выйти за «красные флажки» повседневности науки стали настоящим тормозом, непреодолимой стеной для исследователей. «Но все же, мы не привыкли отступать»… И прежде чем стремительно оппонировать или каким-то способом защищать свои позиции и мнения касательно возникших вопросов, предлагается вернуться к началу. К самому главному явлению —самой Госпоже Науке.
Что есть сама «наука»? Как можно было бы представить её модель, чтобы и человек, ставший на путь научного познания (а не только дипломированный специалист) смог этой моделью воспользоваться?
Представим науку как систему, формируемую некими четырьмя (4) взаимодействующими блоками:
1. Механизмы, позволяющие совершать научные открытия;
2.Блок уже известных знаний, который мы условно назовём «накопитель»;
3. Самое настоящее «Поле неизвестного» — что ещё предстоит исследовать, та среда, которая жаждет быть открытой и изученной;
4. Неизвестные науке данные.
Исходя только из представленной модели, мы уже могли бы сказать, что у современной Науки Академической есть, как минимум четыре (4) глобальных проблемы.
Проблемный блок № 1—связан непосредственно с механизмами научного
исследования.
В данном ключе подразумеваются абсолютно все механизмы, методики, процедуры, программы, подходы, тесты—всё, что позволяет создавать науку как таковую, её багаж и наследие. Однако, как бы парадоксально это ни прозвучало, нередко современные деятели не только не знают, какими механизмами они могли бы воспользоваться (этому практически нигде не учат), но и не задаются конкретным вопросом «А насколько эти методики, тесты и т. п. вообще валидны?» Валидность
означает надёжность. Проверенная надёжность—вот проблемный параметр № 1. Чаще всего, почему-то происходит ориентирование на некие стереотипные «так принято», «так все делают», «так сложилось исторически», «да какая разница, что этот тест ненадёжен, его уже 50 лет используют» и так далее. Даже если сто лет пройдёт — какая разница? Право, что было неэффективным и через 50 лет окажется неэффективным. Что даёт ошибки в расчётах сегодня, завтра тоже даст ошибку. В общем, отсылка к тому, «что так делают все и уже давненько»— это не конструктивно и не позволяет добиваться надёжных научных результатов, продуктов, технологий и пр. Не случайно в статистике и социологических исследованиях проблема погрешности и валидности, математического отклонения и ошибок находятся в центре прикладных исследований. А что делать, если отклонения качественные в отношениях между переменными или связь этих переменных чем-то опосредована или вовсе отсутствует? Какие механизмы верификации (проверки) тогда применять?
Проблемный блок № 2. Поговорим немного о так называемом «накопителе»
О тех базах данных и информационных «складах» вековой человеческой мысли, которые сегодня принято чаще использовать, не оглядываясь на критерии надёжности. Итак, базы данных и прочие своды информации образуют некую среду. Сама по себе эта среда нейтральна—она не обладает качественными характеристиками на манер «хороший-плохой». Как таковыми характеристиками её наделяет человек, так или иначе воспринимая или пропуская её через призму собственного восприятия.
Так называемая «призма» уже не является объективной сама по себе, поскольку формируется как результат взаимодействия различных установок. Так, и учёного есть установки — некие автономные клише, будь то историческая, социальная, культурная, психологическая или даже иррациональная установка. Чаще всего такие установки формируются в учебниках или обобщенных критиках теорий
и исследований других ученых, учебные курсы не безразмерны и надо дать только самое важное в надежде, что исследователь прочитает первоисточники. Поэтому присутствуют упрощения, фрагментарность и неточность. А молодой ученый может так и не прочитать первоисточник, но установки и предустановки созданы, фрагментарность становится «классичностью»—ведь так написано в учебнике.
Установки сразу подразделяют воспринимаемое на «правильное», «преемлемое», «конечно всё так и не иначе» и так далее—и это тоже накладывает свой отпечаток на учёного как на личность и эксперта, влияя прямо на ход и плоды его научной деятельности.
Пожалуй, сама главная проблема «накопителя» — это проблема объективности источников. Даже не буду классифицировать способы манипуляции любыми данными (научными, в том числе) с целью формирования той информационной субстанции в накопителе, которая «удобна» в тот или иной момент времени. К тому же, иные данные устаревают, они перестают быть актуальными с течением времени—и, конечно же, такие данные требуется «убирать», форматируя «накопитель», словно жёсткий диск на компьютере. К сожалению, проблематикой актуализации научной базы сегодня занимаются единицы—это сравнимо, скорее, с попытками стрелять в звёздное небо из рогатки. По факту — столь же весело, сколь и неэффективно.
Проблемный блок № 3. Поле неизвестного
«Поле неизвестного» таит свои опасности, будь то непроходимые чащи невежества или чёрные дыры непонимания. Впрочем, помимо данных метафор ограниченности познания ключевым аспектом выступает то, что «поле неизвестного» нечем разрабатывать. Именно нечем, ввиду отсутствия «лопат», добывающих машин и прочего. Другими словами, нет валидизированных методик и подходов—таких, которые позволяли бы работать с неизвестным, а не тех, что не одно столетие применяются безрезультатно к старым темам, не давая никакого эффекта. Сегодня введение новой методики или инструмента— подобно невероятному научному подвигу. И даже не потому, что «думателей» мало, то есть, достойных методологов и методистов, а потому что процедура апробация возведена в ранг космически непроходимого испытания, порой и длиною в жизнь.
И напротив, существует в академических дисциплинах целая библиотека совершенно нерабочих методик (образно—дырявых лопат), которые и применять- не применишь, однако они считаются «приемлемыми» и «допустимыми». Повторюсь, толку и практического эффекта от этого — увы, никакого. Такое складывается впечатление порой, что либо А) никто не заинтересован в настоящем развитии науки, либо Б) кто-то намеренно негласно тормозит научный прогресс. Впрочем,
последнее замечание—скорее догадка.
Проблемный блок № 4. Неизвестные науке данные
Во-первых, иные данные науки вроде бы известны, то есть, они значатся, как известные, но на самом деле никто не понимает, «как это работает», но вслух говорить об этом не принято. Вторая ситуация: нередко известная информация — чистой воды заблуждение, введённое по каким-то политико-экономическим или социо-культурным причинам, однако, несмотря на наличие явления или феномена, опять-таки, как его применять или использовать—это неизвестная информация,
подлежащая рассмотрению.
И в третьих, самый простой, но поистине ставящий в тупик вопрос: а как исследовать то, что неизвестно? Если о нём и знать никто не знает? А даже если и догадывается, то А) почему-то должен сослаться на каких-то иных, несуществующих в этом поле исследователей; Б) продемонстрировать, что есть нечто ИНОЕ, порой настолько сложно, поскольку это рискует «сломать» уже устоявшуюся и удобную для манипулирования общественно-информационную среду. По факту, дело даже не в проблематике инструментов исследования, и не в нехватке идей. Дело в том, что 90% открытий сегодня совершаются либо совершенно случайно (шёл — наткнулся на заброшенный дом — там библиотека —в ней труд 12 века), либо намеренно, вследствие реализации чьих-то интересов. Например, после становления Итальянской республики 1862 году новому элитному кругу «понадобились» герои, подтверждающие итальянскую идентность—и стали резко, словно по мановению волшебной палочки, появляться и герои, и книги, и сказки, и так далее. История Италии—это не единичный пример, достаточно глубже «копнуть» в историю объединения в единые государства.
«Откуда это?»—подумаете вы, и тем самым непосредственно и прикоснётесь
к проблематике источников научной информации.
Хотим мы этого или нет, наука, в том числе, стоит на источниках. И зависит она от того, как эксперт в науке—он же «учёный»—будет пользоваться этими источниками (есть ли у него соответствующие рабочие методики, технологии, подходы), равно как и зависит, в первую очередь, от качества этих источников.
Именно о проблеме качества идёт речь. «Источниковедение»—не просто премудрое слово, которым некоторые обозначают поле своей деятельности—это особый ключ, который имеет отношение ко всем, «живущим своим разумом», а не только к учёным. Так или иначе, мы все используем какую-либо субстанцию, какую-то информацию, как она к нам «попадает», мы чаще всего не задумываемся, а потом, на основании ложных источников и неправомерной информации пытаемся строить нечто под названием «жизнь», которой нередко, на склоне лет, почему-то
не восхищаемся…
Впрочем, уклоняясь от короткого философского этюда, вернёмся к нашим базовым вопросам. По сути, сегодня исследовать или изучать что-либо могут абсолютно все, без исключения. Напомним, информация не равно научный факт (элемент научных данных), часто это еще сырье, руда. Поэтому учёный от специалиста любой иной области отличается одним классификационным параметром: это наличие инструментов проверки и доказывания неких данных на основе проверки информации.
И одним из таких прекрасных, мощных и объективных инструментов в 21 веке выступает фотография. Да, та самая «фотография», к которой почему-то достаточно надменно или невнимательно относятся, скорее всего, в силу избалованности технологическим прогрессом; зная, что любой телефон сегодня фотографирует одним прикосновением пальца, в быту человек обесценивает роль и значение фотографии. Однако, речь идёт не о нажатии кнопок и автоматического электронного захвата изображения, но о фотографии как об ИСТОЧНИКЕ научной информации и ИНСТРУМЕНТЕ научной деятельности.
НАУКА СТРОИТСЯ НА ИСТОЧНИКАХ
Однако, эта парадигма имеет и последствия. Дело в том, что существуют две ключевые переменные, которые определяют итоговые научные результаты. Во-первых, это качество самих источников. Логично, что если в базе исследования будут использоваться некачественные источники, заявленных качественных результатов от исследования ожидать не стоит. Вторая переменная — это механизмы работы с субстанцией (исходными данными, информацией, содержащейся в источниках) и то, насколько тот или иной учёный компетентен, насколько профессионально он умеет эти механизмы применять. В параллели можно было бы привести пример с вождением автомобиля. Автомобиль может отвечать всем заявленным требованиям и быть рабочей, функциональной машиной. Другое дело — умение, навык вождения. Такая же логическая ситуация и с исходными источниками: они могут быть действительно качественными, однако работа с источниками, аналитическая деятельность и механизмы научно-исследовательского ряда затрагивают напрямую вопросы навыков учёных.
Справедливости ради, следует отметить, что как таковые выше упомянутые навыки научной деятельности не передаются «с кровью матери» или каким-то иным автоматическим способом. Эти навыки требуется приобретать—для чего, естественно, требуются и соответствующие научные школы, и методологии, и профессиональный научный состав, заинтересованной в подготовке будущего научного поколения— интеллектуальной элиты страны. К сожалению, сегодня данная стратегическая концепция чаще всего остаётся лишь «написанным на бумаге», но не выступает
национальной тенденцией. И это, в том числе, накладывает негативный отпечаток на качество научной деятельности в целом, и на проблемы отрасли источниковедения, в частности.
Усугубляет данное положение и принципы работы с «накопителем», которые по разным причинам, начинают «входить в моду» у некоторых учёных, даже обладающих профессорским званием. Сегодня некоторые лица в науке взяли за привычку не просто работать исключительно с некими фантомными письменными источниками, не проверяя их на предмет достоверности, но и вовсе ссылаться на источники, указанные на неких сайтах в интернете, а то и вовсе— на авторский проект Википедия, который реализует иные функции. Например, действительно способствует расширению кругозора ищущих базовую информацию о том или ином предмете. Однако Википедия не является авторитетным источником научной информации — это некая библиотека данных, коррективы в которую может вносить каждый — от школьника до пенсионера-любителя-рыбалки. Интернет-ссылка — это не источник для учёного, несмотря на тенденции сократить себе время при исследовании, «облегчить жизнь» или попросту в силу повторения за некоторыми лицами, которые считают, что в каких-то случаях им достаточно сослаться не на первоисточник, а лишь на интернет ячейку. Может, для кого-то это прозвучит резко, но точно не для учёного: интернет и достоверность— это две субстанции по разные стороны «информационных баррикад».
Более того, та же хаотичная «работа в интернете» напрямую влияет на состояние и качество накопителя. Дело в том, что не существует единой системы или проекта, в рамках которого накопитель проходил бы критические проверки на предмет достоверности содержимого. Другими словами, никто не «форматирует» этот накопитель, не освобождает от устаревшей, неактуальной, заведомо ложной информации. Данные просто «складируются» в некий накопитель, захламляя и снижая качество работы с ним и быстродействие самого блока.
Безусловно, научная мысль устремляется к горизонтам открытий, не взирая на «накопитель». Учёные применяют методики и исследовательские механизмы к полю неизвестного, проясняя неизвестное в какой-то его части, и уже результаты научной деятельности—открытия, изобретения, тот самый, уже проявленный блок неизвестного, ставший известным—снова попадает в накопитель, пополняя его.
Схематично мы могли бы изобразить это следующим образом.
Таким образом, накопитель становится богаче и обширнее, однако проблематичный аспект в другом: до этого времени никто не смог структурировать и упорядочить содержимое накопителя. Тем самым каждому учёному приходится не только «мыть золото» как на прииске Поля Неизвестного, словно золотодобытчик на Аляске в прошлом веке, но и немало трудиться, работая с архивами и библиотеками самого накопителя.
В науке всё подлежит сомнению, будь то «заявления Аристотеля», которого мы сегодня никак не услышим или речи Платона, которые достоверно были известны, наверное, только его ученикам, но точно не нам, современникам 21 века. Тем, кто не согласен с таковой парадигмой, следует, вероятно, вспомнить: в науке нет «хороших людей и хороших мнений, которым надо верить», как нет и «дьявольски-чудовищных формаций». Наука—это не церковная категория, в ней всё, повторюсь, абсолютно всё подлежит сомнениям, проверкам, пересмотру, экспериментированию и так далее. В противном случае, вместо научных достижений, открытий, технологий и прочих показателей прорыва и движения вверх мы получим очередную порцию абсурда, недостоверности и «церковности от науки», что совершенно не соответствует изначальным научным критериям. Кредо учёного содержит эти простые прописные истины. Учёный и отличается от прочих категорий наличием как особых требований, так и инструментами проверки и доказывания плодов научной деятельности.
Как таковую, историю человечества, исходя из предмета нашего исследования –фотографии как научного источника, можно было бы поделить на два периода:
ДО и ПОСЛЕ открытия фотографии. Что было ПОСЛЕ—можно свободно исследовать и изучать, однако, что было ДО (а это огромный, поистине несопоставимый фрагмент человеческой истори —исследовать объективно—крайне затруднительно. Многие не раз и не два сталкивались с последствиями срабатывания такой мудрости как «историю пишут победители». Слишком многое написано и переписано. Затем забыто, затёрто, сожжено и вновь написано. И нередко написанное в 21 веке и вовсе выдаётся за нечто старинное и от того сакральное. Письменный источник—это далеко не всегда надёжный информационный источник. И можно, конечно, болезненно реагировать на данную истину, хватаясь за сердце и даже искренне удивляясь, «как такое вообще можно было написать», но всё же факт остаётся фактом. Всё, что было ДО появления фотографии подлежит сомнению и, прежде чем позиционироваться как «надёжный источник информации», должен пройти соответствующую проверку на достоверность.
ФОТОГРАФИЯ: ДО И ПОСЛЕ
Всё, существующее и существовавшее ДО момента появления фотографии — сегодня дискутивно. Именно так: научная информация дискутивна в силу отсутствия фотографии. Без такого инструмента учёный не можем быть объективным и не может «верить на слово» сказанному в письменных источниках. Более того, мы могли бы сказать, что именно фотоаппарат как гениальное изобретение человечества позволяет создавать самую настоящую хронологию науки. Вслед за развитием фотографии миру явилась и видео-хроника. Совокупно, фото и видео образуют прекрасную пару, позволяющую сохранять информационные блоки памяти «без информационных потерь» для последующих поколений.
Помимо функции хронологической, с точки зрения исследования фотографического инструмента как источника научных данных, мы должны сказать и о функции регистрационной, фиксирующей или отражающей. Фото (и видео) позволяют регистрировать некие события, не накладывая некий отпечаток на происходящее.
Другими словами, фотоснимок обладает функцией «беспристрастного судьи», который просто, без слов, демонстрирует: «Да, был такой-то факт». Естественно, могут возникнуть вопросы «А как же подделки и фальшивые фото?» Безусловно, речь идёт о принципе и регистрационной функции фотографии. И существует множество способов работать с фотографическим материалом. Во-первых, аналоговое фото подделать невозможно, а навстречу любым возникающим вопросам всегда можно предъявить негатив — по факту, оригинал. Во-вторых, опытные эксперты всегда помогут отличить фальшивую фотографию от подлинной (к счастью, это гораздо проще, чем различить в клубке-накопителе фальшивую историю, например, от фактической).
Соответственно, мы могли бы с вами заключить следующее: цифровое фото несёт регистрационную функции; аналоговое—выступает и регистратором, и средством доказывания. Более того, всё, что не подлежит, по чьему-либо мнению, регистрационно проверочной функции, сомнительно. Даже то, что в некоторых кругах принято считать «устоявшимся» в силу негласных привычек и множественных ссылок. Учёный способен, может и должен подвергать сомнению ту субстанцию, с которой доводится иметь дело. И без фотографии, конечно же, это достаточно непросто.
Современные исследования источников, часто утверждают доминацию письменных источников, отводя место фотографии лишь как вспомогательному, иллюстрирующему инструменту по отношению к тексту. Мы утверждаем возможность и необходимость доминации фотографии как самостоятельного и параллельного тексту источника исследования. И этому доказательством выступает философия фотографии Ж. Бодрийяра, который обосновал специфику научного анализа
в практике фотографии. Соединение нескольких линий источниковедения значительно повышают возможности верификации информации в процессе перевода ее в научный факт научным инструментарием.
Фотоаппарат — научный инструмент, создающий объективную научную
информацию
Так, задаваясь вопросами эффективного научного исследования, разработки качественных методик и методологических систем научного анализа, следуя прогрессу и отвечая требованиям времени, учёному необходимы такие универсальные инструменты, которые не только позволяют «добывать» информацию из бездонных карьеров поля неизвестного, но и производить объективные продукты научной деятельности.
Фотография также может выступать надёжным инструментом, позволяющим проводить качественные проверки на предмет достоверности и актуальности содержимого накопителя. Собственно, накопитель также может выступать частью поля неизвестного, в силу отсутствия стриктуры, объективных исследований и временных парадоксов незаметного превращения теорий и гипотез в нечто доказанное и «не допускающее вопросов в силу очевидности». Так, например, существуют люди, убеждённые в том, что эволюция по Дарвину — это каноническая картина миропонимания, не зная, что изначально эта концепция приобрела черты теории
Дарвина, от которой он впоследствии отказался. Ещё одним примером последствий не обоснования, а промоушен «точки опоры»; не научности, а продвижения точки зрения стала следующая ситуация. Речь идет о лоббировании нейротеорий и репликаций классификации «нейронаук», например, в американских письменных источниках (в том числе, высочайшего научного производства, утверждающих, что «человек думает мозгом» и продолжающим «спускать эту парадигму» далее.
Убедиться в том, что мозг и мыслительная деятельность человека различны очень несложно, если отправиться в ближайший морг, в котором находятся трупы. У трупов, как ни странно, мозг есть, однако, признаков мыслительной активности они не демонстрируют.
Впрочем, дело не в таких парадоксах истории науки. Ключевой посыл касается того, что, к сожалению, в массе источников сегодня существует немало подделок и продуктов вуалирования желаемого под действительное.
В общей сложности, любые источники научной информации можно было бы справедливо разделить на 2 категории: достоверные и недостоверные.
Научная деятельность требует наличия в арсенале учёного таких инструментов, которые бы позволяли критически рассматривать исходные данные, выявляя недостоверности уже на начальном этапе научного проекта, предотвращая вовлечение ошибочной информации в ход исследования и, тем самым, значительно сокращая время и затрачиваемые ресурсы.
Фотография и выступает таковым инструментом, который, словно беспристрастный судья, демонстрирует исключительно факт—некое изображение, с которым в дальнейшем можно работать и как с источником, и как с инструментом доказывания, и как инструментом познания и проникновения в среду, и как отражением события.
Фотография не допускает искажения или, при наличии противоположного утверждения, они могут при знании процесса фотографирования быть верифицированы (и об этом пойдет речь далее), а значит методология, методика и верификация возможны и необходимы в обоих утверждениях. Наши исследования утверждают первое положение. И в силу этой особенности, безусловно, разработка методологии работы с фотографией как источником научных данных является самой актуальной и перспективной научной стезёй.
Годами применяя фотографию в экспедиционной деятельности, в научных изысканиях, по долгу деятельности я, вероятно, как никто другой отмечаю ценность фотографии как инструмента и её глобальную роль и пользу. В 2020 году совместно с моими дорогими коллегами — профессором, доктором философских наук, академиком Максимом Анатольевичем Лепским и журналистом, действительным членом Экспедиционного корпуса, член-корреспондентом УАН Алексеем
Самсоновым — было принято единогласное решение развёрнуто и комплексно изложить основы работы с фотографией как с источником научной информации в специальной монографии.
Безусловно, в данной главе рассматриваются ключевые аспекты, затрагивающие самые «воспалённые» очаги источниковедения современности. Подводя итоги, мы могли бы сказать, что главными проблемами данной научной дисциплины можно было бы назвать следующие:
Под «церковностью» как фактором подразумевается тенденция отрицать необходимость и обязательность критического и сомнительного отношения к каким-либо источникам. «Нельзя пересматривать этот трактат — его написал уважаемый Человек» или «как вы можете ставить под сомнение нейронауки—это же миллионы долларов и вообще самое динамичное поле исследований» — лишь некоторые примеры проявления такого рода религиозного отношения к научной деятельности. В науке — всё подлежит сомнению, в религии же царит вера без знания.
Именно поэтому мы можем утверждать, что тенденция «церковности» и некоего рода эпатажности («сегодня так принято думать»), ангажированного отношения к науке создаёт ненадёжные источники, ограничивающие научный потенциал и замедляющий развитие научного прогресса. Абсурдность как параметр можно было бы описать посредством следующего высказывания: «Когда наука противоречит фактам, тем хуже для фактов». Собственно о такой позиции я и узнал от одного своего коллеги-психоаналитика, ёмко описавшего уровень ущербности, присущий, к сожалению, современной академической науке. Более того, непосредственно «тенденция церковности» и порождает фактор абсурдности, создавая шлейф «научных работ», написанных на «злобу дня» или в «силу интересов определённого круга заказчиков». Как это ни прискорбно, абсурд «долго не живёт», растворяясь в жерновах времени, поскольку в его основе лежит выгода. Выгода, как известно, топливо краткосрочное (что выгодно сегодня, уже невыгодно завтра). И третий параметр — ненадёжность. Ввиду описанных тенденций мы наблюдаем в среде источников настоящую какофонию, в которой сплелись и чистые голоса непредвзятых источников, и фальшивые фальцеты подделок.
Из книги «Фотография как источник научной информации» Мальцев О.В.