Кто приготовился к бою, тот его наполовину выиграл.
Мигель де Сервантес (1547–1616) — испанский писатель
С востока налетел могучий ветер, рвущий и терзающий все на своем пути. Многометровые волны, седые от пены, с длинными, загибающимися вниз гребнями, обрушивались в океан с оглушительным грохотом. Начавшаяся гроза и ливень многократно усиливали эффект звуков и вводили в транс все вокруг, подобно ритмичным ударам шамана в бубен.Две исполинские волны, словно разъяренные титаны, двинулись навстречу друг другу. На мгновение они замерли, как кобры перед броском, а затем с грохотом столкнулись и обвились, взметнув пенные брызги к небесам. Закружились волны в смертельном танце, высвобождая бурлящую, темную энергию, и исчезли в морской пучине. А за ними уже спешили другие, накатывая друг на друга, рождая все более яростную битву стихий.Буря бушевала, являя собой грандиозное зрелище необузданной мощи природы. Воздух звенел от невидимой силы, а палуба корабля дрожала под ударами стихии. Его мачты, изогнутые под углом ветра, словно огромные руки, пытаются схватить увертливые ветры, а каждое колебание корабельного корпуса словно ответы на вопросы природы.
Посреди этого разгула стихии стоял одинокий человек на палубе корабля, песчинка на фоне бушующего моря. Одетый в потрепанную одежду, с лицом, отмеченным морскими морщинами, он был свидетелем ярости природы. В его глазах, окнах души, закаленной капризами моря, отражались одновременно благоговение и страх. Он видел множество штормов, каждый из которых был свидетельством необузданной мощи морей и океанов. Но в этой буре было что-то другое, какая-то первобытная сила, отличавшая ее от всех предыдущих. Будто само море восстало, обрушив на мир свой накопившийся гнев. Мореход стоял непоколебимо, держась за штурвал, всем телом противостоя натиску стихии. Он был человеком моря, его дух был неразрывно связан с его ритмами, настроениями и яростью. В этой буре он видел не угрозу, а вызов, испытание своей стойкости перед лицом неистовой силы природы. Пока буря бушевала, мореход не сводил глаз с горизонта, его сердце билось в унисон с ритмом стихии. Он знал, что буря рано или поздно стихнет, оставив после себя след разрушения и обновленное чувство благоговения перед необузданной мощью моря. «Ибо после каждого страдания наступает облегчение,» — говорил он себе, уповая на мудрость древних слов.Вот шквал в очередной раз обрушился на судно, словно желая раздавить его в клочья. Но корабль, закаленный в морских битвах, выдержал удар. Его нос, рассекая пенную волну, как нож масло, погрузился в пучину.Волна, словно разъяренная фурия, перекатилась через палубу, оставляя за собой мокрый след. Ветер, взбесившийся от ярости, завывал в парусах и такелаже, рвя их в клочья. Шкоты натянулись, как струны, угрожая лопнуть от напряжения.
Корабль корсарской флотилии «Джудит», оказавшись под обстрелом испанской эскадры, старался избежать повреждений и ускользнуть от погони. Имя «Джудит» несло в себе силу и решимость, как у женщины, готовой защищать своих близких и сражаться с врагами. В ее имени было скрыто значение: «Бог воздаст», и корабль, носивший это имя, несли в себе надежду на справедливость и возмездие за любую обиду. Капитан и его отважная команда, выжившая в кровопролитном сражении, не покидали надежду на спасение. Они возились с парусами, крепили сломанные мачты и черпали воду из трюмов. Лица их были измождены, тела прошиты ветром и солью, но в глазах горел огонь упорства.»Джудит», словно раненая птица, норовящая вырваться из когтей хищника, мчалась вперед, оставляя за собой пенный след. Шторм был их союзником, скрывая их от вражеских глаз.Капитан Дрейк, суровый мужчина с пронзительным взглядом, знал, что шансов мало, но не терял надежды. Верил он в свою команду, в свой корабль, в свою удачу. Вышагивая из темной пелены бури, он вошел в каюту, лицо отражало усталость и раздражение от долгих часов на вахте. С потрескавшимися губами и тяжелым взглядом обратился к первому помощнику.»Прикажите убрать паруса! Мы ложимся в дрейф,» — заявил он. — «Черт с ними, с этими разбитыми огнями, может и к лучшему. В ночной темноте быстрее оторвемся, если не нарвемся на другое судно. Сейчас важно уменьшить качку, откорректировать скорость.»»Слушаюсь, кэп!» — ответил помощник, уже направляясь к боцману.»На боцманской дудке флот держится, не зря он хозяин верхней палубы,» — произнес капитан, растирая руки от холода.»Да уж, если боцмана бросает в жар, значит, матросы работают с прохладцей,» — усмехнулся старпом.Матросы судна – боцманская команда, исполняя приказ капитана, молниеносно бросились к работе, методично убирая все паруса. Вихрь действий, направленный опытными руками моряков, превратился в организованную гармонию движений. Каждое действие, словно звено в цепи, вносило свой вклад в общую цель. И вот, судно, освобожденное от парусов, словно флюгер ветра, начало легко скользить носом по волнам, подчиняясь природной силе моря. Бывалые матросы знали, что самые опасные волны — не те, что самые большие, а те, что «вырастают прямо перед носом».Благодаря развитой кормовой надстройке барка, центр парусности смещается к корме, а широкие и полные носовые шпангоуты переносят центр тяжести в переднюю часть корпуса. Из-за этого, когда корабль находится на ветру, он ведет себя как «флюгер», то есть склоняет нос к волне без передвижения вперед.Трехмачтовый барк с парусным вооружением и двумя палубами, когда-то был частью торговой флотилии Хокинсов — старинного семейства кораблестроителей и работорговцев. Но судьба, как часто бывает на море, изменила его путь. Переделанный в боевое судно, «Джудит» превратился в нечто гораздо более мощное. Часть трюмов была преобразована в кубрики для воинов, готовых к сражениям под черным флагом. Под знаменами корабля могло разместиться 120 отборных матросов и солдат, готовых отдать свои жизни ради свободы и богатства. Каждый уголок судна пропитан был энергией, будто сам корабль дышал и пульсировал. Две артиллерийские батареи с двадцатью шестью орудиями придавали «Джудит» непревзойденную огневую мощь, способную нанести смертельный удар в самом пекле битвы.
Вершина волны, могучая и необузданная, обрушилась на кормовую надстройку с приглушенным ударом, заливая люки своими потоками. Внизу, в тесных каютах и кубриках, царила атмосфера смирения и трепета, едва сдерживаемая ужасом. Промокшие до костей члены команды встречали натиск воды, сражаясь с непокорными потоками, которые проникали сквозь каждую щель.Душный воздух, пропитанный запахом пота и морской соли, стал невыносимым. Личные вещи и камбузная посуда, неудачно закрепленные, катились по полу, издавая дополнительный шум, который смешивался с ревом ветра и шумом волн.В этом хаосе было слышно лишь крики ругани, и тяжелое дыхание искало утешения в хаотическом море звуков. Но даже в этой буре каждый моряк хранил в себе искру надежды на выживание, ибо море не знало пощады, но их воля была крепка, и это создавало равновесие перед ужасом.В дурной час шторма, сохранить что-либо сухим казалось задачей невыполнимой. В каждом углу кубрика ощущался пронизывающий запах мочи, смешанный с горькими нотками фекалий и рвоты. Этот удушающий аромат, как плеть, бил по нюху, лишая моряков даже тени надежды на приятное дыхание.Среди этого адского запаха, крысы, бесстрашные и беспощадные, совершали свои ужасные разгулы. Их мерзкий писк наполнял кубрик, словно проклятие, и они метались под гамаками, испытывая каждого на своем пути. В углу кубрика, как в последнем убежище, страдающие морской болезнью собрались вокруг деревянной бочки. Их лица, искаженные страданиями, светились печальным блеском, отражая беспросветное чувство бессилия перед природными невзгодами. Они стонали и рыгали, и их жалкие просьбы о помощи терялись в бурю, словно крики утопающих в океане.
«Джентльмены, старайтесь не думать о качке,» — раздался совет от одного из старожилов, его голос звучал как утешение во мраке, — «жуйте сухари, больше двигайтесь, да вот хотя бы делайте мелкие движения – перелаживайте вещи из одной стороны в другую.» Как раз такие старые морские волки и создавали тот баланс с молодыми, где сочетались опыт и жажда приключений. Молодые моряки, полные энергии и рвения, стремились покорить волны и завоевать новые горизонты. Они восхищались старыми морскими волками, чьи лица были истерты временем и опытом, но взгляды светились огнем решимости. Старики, в свою очередь, находили в молодых спутниках вдохновение и свежий взгляд на мир. Именно такие союзы позволяли кораблю справляться с самыми тяжелыми испытаниями моря, и вместе они проходили сквозь штормы жизни, сохраняя баланс между опасностью и надеждой.»Может быть, капитан распорядится выдать рому?» – с надеждой спросил матрос, ожидая чего-то, что поможет забыться на время.»Рому, говоришь?» — фыркнул старший матрос, выглядывая из-под влажной шляпы. «Думаю, если бы ром решал проблемы, нам бы его выдавали каждый час.» Он усмехнулся, поглядывая на собеседника, и добавил: «Но если найдешь, где держится ром, не забудь принести мне тоже, не откажусь.»»Ну что, увидим сегодня звездное небо? Забьемся на спор?» — заметил один из матросов, глядя на небо, где облака начинали разреживаться. — «Уже какой день нас валяло как пьяного матроса на суше – пора и честь знать!»»Дай Бог, увидим. Похоже, ветер пошел на спад, и волны стали меньше. Если выйдет луна, это уже хороший признак,» -согласился с ним другой.»Скорей бы выйти на палубу и нормально подышать свежим воздухом,» — добавил третий, с тяжелым вздохом, — «это подземелье начинает задушевно действовать как карцер.»»А лучше всего займитесь чисткой оружия, хватит скулить и делать прогнозы» — подхватил старый морской пехотинец с покореженной внешностью, — «клинок должен сверкать как звезда, а стволы — быть насухо вытертыми. Готовьте оружие и храните его в чистоте, неизвестно, когда оно пригодится. Мой отец всегда говорил: “Острые клинки хранят в мягких ножнах”. Ножны предназначены для защиты клинка от повреждений и поэтому должны быть также хорошо ухоженными и готовыми к использованию в любой момент. Считайте это телом для души. Пока клинок остр и невредим, ножны можно очистить и починить.»Эти слова звучали как ноты опыта, переданные из поколения в поколение, напоминая каждому моряку о важности поддержания боеготовности даже в самые тяжелые моменты. В этом совете была мудрость, неподвластная времени, и каждый в помещении принял его за руководство к действию, продолжая слушая рассказчика.
Шторм, наконец, начал утихать, и шум волн постепенно стихал. В кубрике временно наступило затишье, и матросы, облегченные после напряженных часов, начали разговаривать о самых разных темах. Акцент разговоров резко сместился от сетования на судьбу к воспоминаниям о прошлых плаваниях. Моряки обсуждали морские легенды, делились воспоминаниями о портах, в которых они побывали. Какое-то время в кубрике царила атмосфера приятного общения, и шум разговоров стал музыкой, звучащей в морской тишине.»И еще, помните, ножны наши — охранители, как в легенде о короле Артуре,» — продолжил разговор старый матрос, склоняясь над своим узорным табакером. «Давным-давно молодой король Артур, в одном из своих странствий с магом Мерлином, сломал в поединке свой меч. Чародей отвел Артура к озеру, где Владычица озера вручила ему меч Эскалибур и ножны в обмен на услугу в будущем. И тогда Мерлин сказал: ‘Хоть вам больше нравится меч, эти ножны стоят десяти таких мечей; покуда они висят у вас на боку, вы не прольете ни капли крови, как бы серьезно ни были изранены. Потому храните ножны, держите их при себе днем и ночью’. Видать с тех пор пошла традиция спать с оружием в ножнах и держать в изголовье.»»Король Артур и рыцари круглого стола меч использовали вместо креста,» – поделился своей информированностью один из матросов, устроившись на койке, — «воткнул рыцарь перед собой меч, встал на колени и усердно начинал молиться перед тяжелым испытанием. Вот мне поведал это один знакомый честолюбивый священник. И все рыцари сидели за круглым столом при принятии судьбоносного решения, чтоб не спорить друг с другом о лучшем месте и чувствовали себя равноправными.»»Прям как у нас, за бочкой,» — ответил кто-то из глубины кубрика, — «чем не круглый стол?»
Корабельные стены наполнились легендами и сагами, передаваемыми из поколения в поколение. Среди матросов и солдат звучали диковинные истории, вызывающие смех и восхищение. Старый моряк с усеянными морщинами на лице, словно карта, раскрывал перед собравшимися страницы прошлого, рассказывая о древних временах и героях. Его голос, хриплый от морских приключений, наполнял пространство словами о героях и временах, когда честь была не просто словом, а законом, когда отвага и доблесть были не просто качествами, а образом жизни. Те, кто слушал, впитывали каждое слово, будто они сами были частичкой этой давно ушедшей эпохи, где море было их домом, а корабли — их единственным законным пристанищем.Одна из его историй касалась древней Галлоуэйской легенды о вересковом меде. Приключения и загадки этого напитка захватили внимание аудитории, погруженной в мир мифов и легенд. И хотя рассказы о мужестве и чести могучего народа пиктов могли казаться отдаленными и чужими, в них сквозила истина о ценности чести и непоколебимости перед лицом смерти.Голос рассказчика звучал глубоко и уверенно, словно он сам был участником происходивших событий. В древнем шотландском королевстве прозрачные зеленые холмы олицетворяли величественную красоту, где в тени своих утесов жил древний народ — пикты. Этот народ, раскрашенный цветами природы, хранил в себе секреты старинного знания, в том числе и секрет создания верескового напитка, славившегося своей неповторимой пьянящей сладостью, словно бальзам для души, сладостнее меда и более огненного, чем само вино. И вот, великий король Шотландии, словно тень в ночи, вторгся на их древнюю землю. Он, надменный и неведомый, разрушил мир пещерных карликов, волшебных хранителей скал и вод. И среди этого разорения, в безмолвии утробы земли, живое лежало на мертвом, а мертвое – на живом, словно символ вечного переплетения судеб, где дыхание жизни и смерти сливалось в единое, загадочное бытие. Последних медоваров, оставшихся в живых, привели к королю. Перед ним молча стояли отец и сын. Король гневался: «Еще раз говорю, обоих ждет вас пытка, коль не откроете секрет напитка!»
Старик-отец, подумавши и все взвесив, попросил разговора с глазу на глаз: «Ваше Величество, мне продавать свою совесть, совестно будет при сыне — вели его бросить в пучину, ему умирать нипочем.» Король был удивлен, но и не поражен, зная, что в трудные моменты каждый человек спасает свою шкуру. Сына-карлика могучие шотландские воины кинули связанного в море. Как только утих последний крик, старик подошел к королю, пристально взглянул в глаза и сказал: «Не верил я в стойкость юных, от сына я ждал беды. А я не боюсь мучений, со мною тайна уйдет — напиток слез утешений, мой вересковый мед.»»Король был поражен неожиданным упорством старика. В его глазах промелькнуло восхищение перед этим стойким духом. Он осознал, что перед ним стоит не просто человек, но настоящий герой, готовый пойти на все ради своих принципов. В его сердце звучали слова старика, как укол стрелы, попавшей в самую глубину его души. Поражение было не в том, что он не обнаружил тайну, а в силе духа, с которой старик смог защитить свое наследие.В трюме какое-то время стояла тишина. Каждый из слушателей переваривал легенду, как пищу для ума, с глубоким философским смыслом. » Ах, времена, ах, нравы, не то что сейчас. Да, смерть с честью лучше жизни в бесчестии,» — резюмировал один из слушателей, его взгляд был глубок и серьезен, как у опытного моряка, привыкшего к тяжелым испытаниям морских волн.
Один из матросов вытащил из кармана засаленные, разбухшие карты и принялся подбивать соседей к игре, тем самым разряжая философскую атмосферу.»Эй, ребята, кто хочет промариноваться на острове с туземцами?» — окликнул картежник соседей.»Если сейчас тебя увидит кто-нибудь из господ, считай, что ты одной ногой на пустынном острове. Карты приберегите для развлечения в порту. Сойдем на сушу, вот там и отдохнем как полагается, ринемся во все злачные – кто в поисках женщин, кто – выпивки, а кому-то карты на деньги,» — прозвучал отклик.На судне был запрет на игры в карты, поэтому порт становился для моряков не только местом отдыха, но и возможностью испытать свою удачу за карточным столом. В портах играли не только на деньги, но и на выполнение желания: кто-то лаял под столом, кто-то кричал из окна на улицу и просил дать ему кличку. Все зависело от сумасбродных идей играющих. Скука зимовки и отсутствие чувства опасности на берегу вынуждали браться за карты или кости. Желание проверить свою судьбу, повезет – не повезет, разгоняло застывшую кровь. Только случай судьбы мог мгновенно возвысить или опустить игрока, и это заманивало.»А жаль. Поспать вряд ли удастся уже,» — пряча карты сказал игровой, — «когда судно кренится на один борт и уже через мгновение лежит с таким же креном на другом борту, трудно поймать себя в пространстве.»»Да, приходится постоянно держаться, чтобы не вылететь из коек,» — ответили из-за спины. — «А смачных портовых девиц будет уйма, как и трактирного пойла. За золото с наших карманов – любые желания!»Кто-то шумно и смачно проглотил слюну, кто-то махнул рукой и отвернулся от говорящего, как от соблазна, зная слабину моряцкой души.
Спустившийся в капитанскую каюту, мокрый насквозь, с трясущимися от холода губами и руками, боцман достал бутылку рома.«Все в порядке на палубе, капитан!» – донесся его голос сквозь звук ветра и шум волн.Капитан, сидя за столом, поднял глаза от своих записей, и его серые глаза пронзили боцмана.«Я и не сомневался. Ничто не укроется от всевидящего ока», — произнес капитан с намеком на улыбку.Боцман понял, что пришло время поднять важный вопрос: «Капитан! Я, конечно, прошу прощения, но ведь за нами гонится второй день испанское военное судно. Спустив паруса, мы рискуем потерять дистанцию отрыва».Капитан медленно кивнул, глядя на карту, размеченную красными и черными штрихами.- Выпьем за тех, кто на борту. Кто за бортом, тот сам напьется! — поспешил боцман приложиться к бутылке и сделал большой глоток. — Ром – король напитков, напиток королей! Уххх!
Ром использовался на судне исключительно как снадобье. Он был обезболивающим и дезинфицирующим средством, а еще спасал от «Желтого Джека». Так именовали лихорадку. На вопросы о его рассудительном употреблении боцман мог только пожать плечами и протянуть бутылку, а слова оставить на ветер и волнение.- И не одно судно за нами гонится, прошу заметить, — вторил боцману штурман, — правда шторм одинаково замедляет, сбивает с курса одних и вторых. Ему все равно, вы убегающие или догоняющие.- Мы и так сейчас между дьяволом и морской бездной, — выступил в защиту капитана первый помощник, — прошли сквозь строй в гавани – пройдем и сейчас.Боцман кивнул, понимая, что слова его товарищей имели вес. Они не могли позволить ни военному судну, ни самой буре лишить их свободы и безопасности. Снаряды и волны – всего лишь препятствия на пути к цели.- Вы хотите пойти на корм рыбам, болваны? – вспылил капитан, делая вид, что разозлился. — Я тоже приверженец тактики быстрого движения. Вы знаете, не хуже моего, что на попутном волнении опасность заключена не столько в скорости, сколько в потере управляемости. Никаких крайностей, вследствие слишком малой или большой скорости. Но сейчас мы пойдём на волну, джентльмены. Всему свое время, есть план. На расстоянии примерно 20 миль со всех сторон, кроме севера, по карте, мы окружены разорванным кольцом отмелей, а это добавляет дополнительные сложности, но есть и положительный момент — отличная возможность оторваться от преследователей.- Наша судьба в руках случая, -вздохнул боцман, — и чувствуешь себя от этого не важно.- А еще болит кормовой коренной сверху, справа по борту. Если бы не запасы лекарственного рома, пришлось бы обращаться к какому-нибудь святому, который имеет власть над зубами, — жаловался на зубную боль боцман.
— Аквамарин в карман тебе нужен, — посоветовал первый помощник, — он и от морской болезни, и от зубной боли поможет.
Внезапно штурман, уставившись в самый удаленный угол каюты, вдруг разразился в приступе истерического, со слезами, хохота.
— Вас позвал морской дьявол? – обернулся на смех боцман.
«А наш генерал… как же лихо он перехитрил испанцев… хорошая работа… Good job!» – начал восхищаться штурман, таким образом разряжая психологическое напряжение. – «Вот, кто настоящий морской дьявол и нам посчастливилось быть с ним в одной обойме, частью экспедиционного корпуса.»
Речь шла о генерале флотилии Джоне Хокинсе, человеке, кто обладал таким мастерством в морских интригах, что даже волновался океан. Сердце его мореходное, увитое тайнами прошлого, совершенно не знало покоя. К тому же, он был родственником и наставником самого Фрэнсиса Дрейка, того же, кто в послужном списке своем имел поглощение испанских кораблей и являлся капитаном уходящего от погони корабля «Джудит».Хокинсу удалось хитростью старого лиса захватить форт Сан-Хуан-де-Улоа у входа в мексиканскую гавань Веракрус. Сэр Хокинс, хитрый старый лис, присоединился к заговорщикам, готовившим покушение на королеву Елизавету. Его участие в заговоре было настолько правдоподобным, что даже испанский посол поверил в его искренность. Таким образом, он заслужил доверие и, вместе со своей командой, захватил три корабля. И через пару лет он снова сотворит подобную историю, с тем же ловким мастерством, и потребует перед испанским королем возмещения ущерба. Притворный заговорщик помимо денег попросит освободить пленных матросов.Ну это в будущем. А на данный момент он приказал впереди эскадры выставить три захваченных испанских корабля.
Таким образом, заставив местные власти Веракруса поверить, что это прибыл давно ожидавшийся конвой из Севильи. Но вскоре испанцы были сильно огорчены открывшейся действительностью. Более никакой корабль не мог пройти в порт или выйти из порта, не подвергнувшись сильному обстрелу.Вскоре к форту Сан-Хуан-де-Улоа подошла испанская эскадра из 13 кораблей под командованием Франсиско де Луксана. На борту флагмана находился и новый вице-король Мексики дон Мартин Энрикес.- Испанцы были шокированы, — подхватил с улыбкой разговор капитан Фрэнсис Дрейк, — когда увидели в гавани Веракруса английские корабли и поняли, что не могут безопасно пришвартоваться в своей же собственной бухте.В результате переговоров испанским кораблям было разрешено зайти в тесную гавань, а англичане имели возможность завершить ремонт своих суден и закупить продовольствие в обмен на рабов. Для гарантии, договаривающиеся стороны обменялись заложниками по 12 человек с каждой из сторон и оставили английский гарнизон на острове до тех пор, пока все английские суда не покинут бухту. Все казалось спокойным и мирным: испанцы были вежливы, угощали англичан вином, быстро раскупили рабов и товары. Однако, под этой маской дружелюбия скрывались военные приготовления. Когда прозвучали сигналы нападения, испанцы высадили десант с палуб соседних «торговых» судов и начали абордажный бой. Вторая часть испанского десанта под занавесами густого дыма высадилась на остров и перебила не ожидавших удара с тыла защитников форта. И уже орудия «подконтрольного» форта неожиданно открыли огонь по английским кораблям. В маленькой гавани, шириной всего в полмили, жестоко бились 20 судов. Когда трюмы барка были заполнены до наступления темноты провиантом, оружием, порохом, инструментом, драгоценностями и деньгами, вырученными во время экспедиции, Хокинс велел Дрейку отвести «Джудит» к выходу из гавани и ожидать его там. Цель экспедиции была достигнута, оставалось лишь одно — остаться в живых. «Джудит» плыла в Англию, имея на борту 65 человек, в то время как на «Миньоне», эвакуируясь с тонущих других кораблей, скопилось около 200 человек.Таким образом уцелели только два корабля эскадры, «Миньон» и «Джудит», но и их разметало штормом. Оба судна боролись с неистовой стихией, их палубы заливались бурными волнами, а ветер рвал паруса, словно бумажные крылья. «Ничего не бойтесь! Бог, который спас меня от этого выстрела, избавит нас и от этих предателей и негодяев!»- присоединился старпом к веселым свежим воспоминаниям, перефразировав генерала Хокинса.Один эпизод во время боя остался в его памяти особенно ярким. Хокинс потребовал пива, и слуга принес кубок с напитком. Как только генерал выпил пиво и поставил кубок на палубу, пушечное ядро сбило этот кубок буквально рядом с Хокинсом.
Этот случай стал не только свидетельством удачи, но и символом суровой реальности морской битвы, где смерть могла подстерегать даже в моменты отдыха. Хокинс, воля которого была непоколебима, оставался сосредоточенным и решительным даже в самые опасные моменты.Генерал Хокинс не только был удачливым, боголюбивым, волевым человеком, с одной стороны, но и справедливым, жестким, требовавшим железной дисциплины командиром.«Молитесь Богу ежедневно, любите друг друга, берегите ваш провиант, будьте осторожны с огнем и сохраняйте товарищеские отношения» — правила Хокинса, которыми команды его судов руководствовались и в предшествующих экспедициях. Эти слова стали для них не просто приказами, а жизненной философией, которая помогала сохранить единство и боевой дух в самые тяжелые моменты.В одном из походов произошел инцидент, который ярко характеризовал Хокинса — наставника Дрейка, как человека и как капитана. Фрэнсис старался учиться на таких примерах. В инциденте были замешаны капитан пехотинцев Эдвард Дадли и доверенный слуга генерала Джордж Фицуильям. Между ними произошла ссора, в результате которой Дадли предложил Фицуильяму сойти на берег и разрешить конфликт по-мужски — с помощью дуэли. Узнав об этом, Хокинс тут же запретил поединок.
«Достаточно крови уже пролито в этом походе,» — сказал Хокинс твердым, но спокойным голосом. «Мы не можем позволить себе тратить драгоценный людской ресурс на такую ерунду. Дадли, Фицуильям, вы оба служите на благо королевства, и ваша задача — защищать друг друга, а не бросаться вызовами.» — Я вам предлагаю помириться, — вынес вердикт Джон, — ну а если ваша ссора непримиримая и требует товарищеской крови, вам придется подождать с дуэлью до тех пор, пока мы не покинем испанскую гавань.Запрет привел Дадли в ярость.
— Не будь он вашим слугой, я бы проколол его сразу же, и в этом мне никто не указ, — бравился колкостями Дадли. Джон сделал шаг в сторону и неожиданно для всех с разворота, ударил пехотинца кулаком в челюсть. Дадли потерял равновесие и приземлился на спину. Вокруг стояла гробовая тишина. Это был вызов, брошенный командиру подчиненным, и на него Джону надо было реагировать. — Мои предки говорили еще на рыцарских турнирах, что «человек не готов к битве, если никогда не видел, как льется его кровь, и не скрипел зубами после ударов противника» — прошипел сквозь зубы Хокинс.Но Дадли, с помутившимся разумом, это не остановило. Не отдавая себе уже отчета, кто стоит перед ним, он выхватил кинжал. Хокинс обнажил свою рапиру. Послышался звон клинков, и пехотинец был ранен в руку. Отступая, он рассек генералу бровь над правым глазом, а конец рапиры Хокинса остановился на уровне груди – на волосок от смерти. После чего Дадли был схвачен и обезоружен вахтенными. — Заковать бунтовщика в цепи, — приказал Хокинс.Через сутки заточения бунтовщика, генерал велел поднять его к себе на палубу.
— Что сам думаешь по поводу случившегося, пехотинец? Остыл?- Так точно! – капитан пехотинцев опустился на колени перед Хокинсом, — признаю, что нарушил субординацию…если бы такой поступок совершил мой подчиненный…я б велел бы его повесить.- Искренне говорю, — ответил генерал, — хотел бы простить тебя, но преступление было совершено на борту королевского судна в присутствии врага и, следовательно, направлено против государыни. Бунтовщик должен быть наказан.- Принесите заряженные аркебузы, — дал команду генерал.Всей команде стало ясно, что капитан пехотинцев будет расстрелян.Дадли повалился на палубу, обливаясь слезами.- Не хочешь ли прочитать прощальную молитву? – спросил Джон.И тут члены команды, которые еще недавно готовы были растерзать мятежника, принялись умолять генерала сохранить ему жизнь. — Генерал, дайте ему шанс, он искупит свою вину кровью в боях, мы не один поход вместе и знаем какую пользу он сможет принести, — шептали на ухо Хокинсу.
Хокинс какое-то время был непреклонен, пока не нашелся тот, кто взял ответственность на себя – выступил «главным поручителем».- Разрешите взять к себе на поруки, — высказался шкипер флагмана Роберт Баррет (кузен Дрейка), — уверяю, Вы увидите в скором времени прежнего капитана пехотинцев.Генерал флотилии Джон Хокинс получив клятву о благоразумном поведении в дальнейшем от Дадли, решил воспользоваться своим правом казнить или миловать, и пощадил капитана пехотинцев. В дальнейшем Дадли проявил себя не один раз на передовой с Хокинсом и Барретом, был ранен, и стал одним из самым преданных людей генерала.
— Капитан, а как же с отставшим «Миньоном» и генералом Хокинсом? Где их искать? Что по этому поводу скажут на родине? Не посчитают ли нас предателями и беглецами? — задумчиво спросил боцман.Дрейк был с юных лет рядом с Хокинсом, и сама постановка вопроса о гипотетическом предательстве наставника привела его в бешенство.- Ты в своем уме, болван? – вспылил Дрейк, — чтоб меня в чем-то обвинить, надо побыть в моей шкуре. Я выполнил приказ генерала Хокинса: людей, необходимые ценные вещи забрал с «Миньона» и взял курс на гавань Плимута. И «Миньон» оказался переполнен людьми по решению самого Хокинса. И если ты немножко понимаешь в тактике, корабль в арьергарде (замыкающий) при преследовании должен иметь людские ресурсы для ведения боя. Или предлагаешь набить его золотом, провиантом, сукном? Не забывай за цель экспедиции. И если шторм нас разделил, то не разъединил.На выходе из гавани ожидать было подобно смерти, пущенные два испанских брандера (судно, нагруженное легковоспламеняющимися, либо взрывчатыми веществами, используемое для поджога или подрыва), надвигающийся шторм и преследование кораблями противника не оставили нам выбора, и всякое промедление после сражения у Веракруса грозило провалом всей экспедиции, а лично нам виселицей. На все воля божья! Встретимся в Плимуте. – подытожил Дрейк.
С юных лет Фрэнсис начал осваивать профессию моряка под попечительством Хокинса. Он ходил на каботажных судах Хокинса юнгой, затем служил матросом во Франции и Нидерландах на торговом судне. Потом он стал казначеем на одном из кораблей, а в шестнадцать лет уже командовал собственным барком. Мозоли от такелажа и походка вразвалочку стали его визитной карточкой.С наставником ему приходилось проводить больше времени, чем с отцом. Во время рейсов они нередко промышляли морским разбоем — присвоение груза какого-нибудь иностранного купца не считалось зазорным.Отец Дрейка, будучи священником, был втянут в свое время в скандальную историю, в результате которой он и двое других священников были обвинены в разбойных нападениях. В то же время Фрэнсис получил небольшое образование от отца, научился читать и писать, используя цитаты из Библии. Раз в неделю он слушал рассказы о семи смертных грехах, а в остальное время получал навыки для будущего ремесла в подмастерьях.Библия виделась семье Дрейка как книга по истории, как основа их мировоззрения, как и для большинства англичан того времени. Они строили свою хронологию в рамках сменяющих друг друга поколений, и количество генеалогических таблиц зашкаливало. Отец часто повторял слова экзегетов-толкователей: «Спроси у прежних родов и вникни в наблюдения отцов их. Поднимется ли тростник без влаги? Растет ли камыш без воды?» Человек должен знать свое прошлое, ибо этим он отличается от черни и животных, «которые не знают, откуда они пришли, и не имеют представления о своем роде».
Возвращаясь в Плимут, капитан Фрэнсис Дрейк еще не знал, что будет обвинен в дезертирстве и заключен на три месяца в тюрьму до приговора суда.А море бушевало, пеной, бурлящей стегало борта корабля. Волны как хищники кружили вокруг своих жертв, и морская богиня Ран зазывала к себе, обещая погибшим в море коралловые пещеры, постели и мед в изобилии, как в Вальхалле.
ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ
2. О машине времени. Лихие 90-е. Часть 1
3. О машине времени. Лихие 90-е. Часть 2
5. Дисциплина – первое условие победы
6. Вспомнить всё и не потерять себя
7. Место встречи — воспоминание
9. Прототип, перемещённый через эпохи
Автор:
Гавриленко Игорь Николаевич
Научный руководитель Мальцев Олег Викторович