Десять тысяч лет назад, в эпоху неолита, до того, как люди начали изготавливать глиняную посуду, мы играли в игры на плоских каменных досках, просверленных в два или более ряда отверстий. К раннему династическому периоду в Древнем Египте, три тысячелетия спустя, настольные игры уже были представлены в виде иероглифов. А на стене гробницы Нефертари, построенной в двенадцатом или тринадцатом веке до нашей эры, кто-то нарисовал королеву, играющую в сенет, одну из трех древнеегипетских настольных игр, части которых дошли до нас, наряду с мехенами, гончими и шакалами.
У древних греков, со своей стороны, был Табула, предок нард; римляне добавили Латрона, предка шахмат. По всему древнему Ближнему Востоку люди играли в «Игру двадцати квадратов», в Древнем Китае — в Любо, а в древней Индии — в Мокша-патам, которую переименовали в «Змеи и лестницы», когда колонисты завезли ее в Британию в викторианскую эпоху. Как ни странно, везде, где была цивилизация, были игры на досках.
Примерно до семнадцатого века эти игры, как правило, были традиционными народными изобретениями, которые нельзя было проследить до производителя. Их доски также были относительно абстрактными, состоящими из квадратов, треугольников, спиралей или отверстий. Однако с приходом эпохи Просвещения и подъемом капитализма настольные игры в Европе — как и многое другое на континенте — начали меняться. К концу восемнадцатого века игры производились для рынка, рекламируя все, от поездок на пароме до колониальных завоеваний. Чтобы привлечь внимание потребителей (ранее не существовавшей категории лиц), в эти игры были созданы игры на досках с изображениями, изображающими определенные места, людей и предметы. Художники, создававшие их, стремились привлечь внимание публики и захватить общественное воображение, апеллируя к современной тяге к тому, что Вальтер Беньямин назвал бы «новизна и шок».
Очень многие из этих новых игр с картинками представляли собой гонки, такие как «Змеи и лестницы» или «Игра в гуся», в которых два или более игроков перемещают свои фигуры по формализованной дорожке в соответствии с числом, заданным «какой-то формой генератора случайных чисел», например. как волчок или кости. Каждая трасса имеет свою уникальную комбинацию безопасных квадратов, штрафных квадратов, опасностей и коротких путей; но цель всех гоночных игр одна и та же — добраться до последней клетки и первым убрать свою фишку или фишки с доски.
игры Goose, опубликованная Libreria de Piferrer в Барселоне где-то в XIX веке
Тематика и эстетика гоночных игр восемнадцатого и девятнадцатого веков сильно различались. Например, игра Dutch Stoomboots Spel (Игра на пароходах) раскрашена вручную и выглядит очаровательно по-детски, ее фигуры и пейзажи напоминают те, что вы видите на американских народных портретах Джозефа Х. Дэвиса или Джозефа Уоррена Ливитта. Предназначенная для продажи билетов на пароходную линию Роттердам-Дордрехт, цель игры настолько проста, насколько это возможно — добраться до порта Дордрехт, не подвергаясь различным опасностям, которые (в конце концов, это «рекламный инструмент») предназначены для в основном приятные развлечения: стакан женевера, чашка кофе, поездка в карете. Пестуис , или чумной дом, — единственное зловещее существо на игровом поле.
«Новая игра человеческой жизни» , напечатанная в Лондоне в 1790 году, представляет собой куда менее праздничное произведение. Перегруженная текстом — и еще более насыщенная протестантской моралью — доска в общих чертах смоделирована на основе Игры в гуся, которая достаточно хорошо укоренилась в культуре Европы конца восемнадцатого века, чтобы Гете написал, что сама жизнь
как Игра в гуся: Чем дальше ты пойдешь, Тем скорее достигнешь конца, Где никто не хочет быть.
Разумеется, цель «Новой игры жизни» — стать первым игроком, ставшим стариком, или, как сказали бы на доске, «Бессмертным человеком, просуществовавшим 84 года». . . Образец Конца Жизни, который может закончиться только в Вечности». Это может быть достигнуто только после того, как игрок проведет свою фигуру по восьмидесяти трем клеткам, представляющим семь периодов жизни, от младенчества до старости, возможно, во время «нескольких моральных и рассудительных наблюдений» (как подсказывает инструкция) по ходу игры. способ. По крайней мере, игрок мог быть уверен, что не наткнется здесь на отвлекающие очки женевера.
Концепция прогресса в общем смысле движения вперед долгое время была центральной в настольных играх, и бесчисленное количество игр, созданных в Европе восемнадцатого и девятнадцатого веков, продолжали вращаться вокруг простых состязаний за достижение финиша. Эта финишная черта может быть так же близка к дому, как порт Дордрехт в игре Stoombots Spel , или столь же экзотична, как Северный полюс в австро-венгерской игре Neueste Nordpol-Expedition , посвященной полярной экспедиции под руководством Карла Вейпрехта и Юлиуса Пайера.
Роман- бестселлер Жюля Верна «Вокруг света за восемьдесят дней» о Филеасе Фогге — упрямом английском джентльмене, который, чтобы выиграть пари, совершает кругосветное плавание за восемьдесят дней, — очень хорошо поддается адаптации для настольных игр. Как и реальная попытка американской журналистки Нелли Блай победить вымышленного Фогга в его собственной игре, что ей удалось сделать, путешествуя из Нью-Йорка в Индию и обратно всего за семьдесят три дня.
Концепция прогресса в политическом смысле вошла в настольные игры вскоре после начала Французской революции. Революционеры, мало чем отличавшиеся от моралистов, стоявших за «Новой игрой жизни», с подозрением относились к легкомыслию игр и не теряли времени даром, изменяя их в соответствии со своими целями. Учитывая, что эти революционеры переименовали дни и месяцы, перенастроили календарь и пересчитали измерение минут и часов, тот факт, что они также постановили, что король в шахматах «отныне будет называться le drapeau [флаг]» и реквизировал бланк. рубашки игральных карт для «каталогизации конфискованных библиотек аристократов», вероятно, не должны вызывать удивления. Двое предприимчивых горожан по имени Жауме и Дюгурк дошли до того, что изменили дизайн всей колоды игральных карт, убрав оскорбительные изображения королей, королев и камердинеров (валетов или лжецов в английской колоде) и заменив их изображениями Закона., дух мира и свобода печати.
Jeu de la Révolution française , напечатано около 1791 года и, как и « Новая игра жизни»., по образцу Игры в гуся, пропагандируемой для политического прогресса, ведущей игроков через основные события революционной истории, начиная со штурма Бастилии и заканчивая отменой феодальных прав, дехристианизацией Франции, Сентябрьская резня , и убийство де Лоуни, Фулона и Бертье, прежде чем закончиться Национальным собранием в Палладиуме Свободы. Если игра звучит немного скучно, возможно, так оно и было — для всех, кроме самых ярых республиканцев. Игра была оживлена несколькими штрафными квадратами, в которых «идиотские гуси» (по словам правления), одетые в одежду магистратов и символизирующие парламенты Старого режима, могли задержать продвижение фигуры игрока так же надежно, как и они. замедлить прогресс французской нации.
Политический прогресс также находится в центре внимания в книге с подозрительным подзаголовком «Хронологическая звезда мира, занимательная игра», опубликованной Джоном Маршаллом из Лондона в 1818 году. , медальоны и листья, история мира рассказывается, как пишет ученый Эрнст Струхал, «не как мешанина из историй, а как целеустремленное стремление к прогрессу, с достижениями, которые шаг за шагом приводят человечество к Разуму». Начиная с Эдемского сада, игра заканчивается, когда первый игрок приземляется на центральный круг, на котором изображена боевая женская фигура, держащая щит Юнион Джек и лист бумаги с надписью: «Во славу Британии Работорговля отменена»
Королева Виктория, родившаяся в 1819 году, через год после публикации «Хронологической звезды мира », удобно исполнила роль этой фигуры в другой, еще более националистической настольной игре, напечатанной в Лондоне около 1860 года. в форме пирамиды, восходящей от Эдемского сада и Вавилонской башни к римскому вторжению в Британию и открытию Америки — непоследовательность нарастает на непоследовательность, пока они не достигают своего пика — королева в окружении своей семьи.
Практика создания игр для продвижения чистой жизни и политического прогресса (а кульминацией этого прогресса всегда является образ правительства, находящегося в настоящее время у власти) сохранялась на протяжении всего девятнадцатого века и в двадцатом. Советский Союз особенно хорошо использовал настольные игры, хотя в отличие от французских революционеров, которые так стремились, чтобы граждане репетировали и усваивали события революции, Советы, как правило, больше заботились о том, чтобы новое урбанизированное крестьянство узнало основы здоровья и гигиены. В 1910-х и 1920-х годах государство разрешило производство таких игр, как «Туберкулез: пролетарская болезнь, береги здоровье!» Новая гигиеническая игра и заброшенные, в котором «игроки должны были собрать бездомных детей и отдать их в приют».
«Здоровый образ жизни », изданная в Москве в 1926 году, представляет собой игру, призванную повысить осведомленность о сифилисе, туберкулезе, алкоголизме и опасностях обращения к народным целителям, а не к врачам. Цель состоит в том, чтобы быть максимально здоровым работником, хотя, как ни странно, опасности и штрафы, с которыми сталкивается игрок, больше всего напоминают те, что были в веселой игре Dutch Stoomboots Spel.. Однако вместо того, чтобы отвлечься от цели на чашку теплого кофе или огненный стакан женевера, вы наказываетесь за консультацию народного целителя (что приводит вас на кладбище), за выпитое пиво за обедом (что приводит вас к приют для бездомных) или общение с незнакомой женщиной (что вызывает у вас сифилис). Квадраты сообщают игроку различную статистику («сорок шесть процентов убийств и шестьдесят три процента грабежей происходят в состоянии алкогольного опьянения») и пытаются развеять популярные медицинские заблуждения («туберкулез лечится не лекарствами, а свежим воздухом, солнце и еда»). Доска своим продуманным дизайном подчеркивает, что здоровье рабочего находится в его собственных руках, точно так же, как изображенный рабочий держит в одной руке список правил и рычаг, управляющий маховиками (на обоих напечатаны лозунги, призывающие рабочих взять на себя ответственность за улучшение качества собственной жизни) в другом.
Хотя Здоровый образ жизни сегодня может показаться многим из нас странным, он может показаться не более странным, чем американская игра в жизнь или монополия с их упором на накопление капитала, которые выглядели бы для русского пролетариата. Игры, как религия и песня, существовали еще до начала истории, и, как и религия и песня, они являются творениями, в которых мы не можем не раскрыть наши желания, предрассудки и страхи. Они могут носить откровенно политический характер, как, например, Французская игра за революцию., или они могут бессознательно раскрывать культурные убеждения, такие как одержимость скоростью, очевидная в играх Жюля Верна и Нелли Блай, созданных во Франции, Англии и Америке девятнадцатого века. Но в каждом случае они создают альтернативное пространство, в котором люди могут разыгрывать тревоги своей повседневной жизни в соответствии с четко установленными правилами и, пока на кону нет реальных денег, не опасаясь вреда. «В игре, — пишет Роберто Калассо, — человек осознает напряжение, но обряд по-прежнему…. . .отрешенный от мира фактов, как бы держащийся на высоте двух ладоней над землей». Неудивительно, что каждая разновидность морального и политического режима наложила свой отпечаток на пару настольных игр. Немногие занятия столь точно воспроизводят наши попытки представить ход прогресса, который кажется столь разумным, что должен быть неизбежен, но тем не менее зависит от случая.
Автор: Алекс Андрис