Символический шаблон индонезийских городов
Города — это места, полные символов. В последние десятилетия индонезийские города стали колыбелью изучения городского символизма. В данной статье автор представляет результаты этих исследований. Исследуемые города сильно отличаются: от столицы страны до столиц провинций и небольших городков; некоторые из них, например, Джакарта, имеют чисто колониальное происхождение, тогда как другие носят более или менее традиционный характер. Некоторые из них имеют нисходящую символическую структуру, в значительной степени продукт деятельности правительства, в то время как другие имеют символические конфигурации, которые носят характер простых людей и основаны на религиозной сфере. Методологический аспект полевых исследований городского символизма исследуется введением понятия «фланёр» (flâneur — «наблюдатель»).
Введение
В городах можно найти огромное количество конфигураций символов или символьных узоров, так как существует большое разнообразие этих символов и их носителей. Носители этих символов могут быть такими же разнообразными, как например, имена улиц, статуи, памятники, достопримечательности, фрески, граффити, ритуалы, праздники и так далее. Тем не менее, до начала исследований доминирующие носители и конфигурации символов в конкретном городе, как правило, неизвестны. Студенты, изучающие городской символизм, должны быть готовыми открыться сложной городской среде и прислушиваться к информаторам, что те думают о местах и пространствах, которые содержат символы. После первоначального ознакомления, в том числе детального запоминания и фотографирования, основным инструментом, который можно использовать для расшифровки самого важного символа, является сочетание ментального и нарративного картирования и обширного интервьюирования проводников конкретного города и, следовательно, изучение конфигураций и динамики. Большинство горожан имеют посредственные знания о городской символьной составляющей их города, и задача антрополога состоит в том, чтобы собрать воедино головоломку для построения общей картины, с помощью которой можно вывести теорию, характерную для этого города, и, по возможности, транспонировать это в более общих чертах.
В этом эссе я выделю область городского символизма в целом и опишу методы и приемы, используемые антропологом для сбора данных. После этого я представлю теоретические результаты, полученные на данный момент, а также привлеку внимание к практическим последствиям этой области. Существующие тематические исследования индонезийских городов будут использованы для представления конкретной иллюстрации исследований в области городской символики. В заключении будут рассмотрены факторы индонезийской городской символики.
Предмет исследования
Мы определяем символьные модели как исторически сложившиеся, культурно детерминированные конфигурации выражений, связанные с определенными значениями, которые формируют повседневную жизнь людей. Бермс (2008: 328) в своем эссе верно указывает на историческую и культурную детерминацию символов и символьных моделей, но он затемняет картину, определяя символы как значения, пренебрегая выражениями, к которым они присоединяются. Его определение стирает различие между символом и значением. Символы также отличаются от знаков. Знаки относятся к конкретному явлению и в целом просты и ясны по смыслу. Напротив, символы — это ссылки на внешние явления, внешний смысл, такие как общность (этническая группа), психическая жизнь человека (святого), невидимые явления (божества или призраки) или ценность и идея (развитие, верность), поэтому символы парадоксальным образом образуют одновременно и мост, и преграду к пониманию и участию в скрытой реальности (Ponsioen 1952:102-109). Короче говоря, символы связаны со значениями и более сложны, чем знаки. В этом эссе речь идет не о знаках, а о символах. Тем не менее, признаки могут стать символами, когда приобретают скрытый смысл и, наоборот, символы могут стать знаками, когда они теряют свое референциальное качество. В городах могут присутствовать определенные типы символов, такие как отличительная планировка города или особые статуи, монументальные здания, названия улиц, праздники и т.д. В своем конкретном контексте эти символы формируют символьные паттерны. Символы часто обоснованы в определенных слоях общества, включая правительственную сферу, религиозную, экономическую, вооруженных сил и туризма. Они называются символическими доменами.
Должно быть абсолютно ясно, что изучение городской культуры и символизма не является исключительной областью городской антропологии, хотя антропология применяет особый подход при их изучении. Главное поле культурной географии – это места и отрасли производства и потребления культуры, например, в мировых городах и недавно облагороженных районах. Культурная экономика имеет тенденцию сосредотачиваться на изменениях в культурном секторе как производственной единице, а старые и новые места в городах, являющиеся популяризаторами индустрии культуры, также входят в отрасль туризма. Социология подчеркивает нормы, ценности и связанные с ними институты в обществе, в то время как основное поле экологической психологии – это восприятие городов, ландшафтов, регионов и страны. История обращает особое внимание на «место памяти», в то время как искусствовед видит символизм в искусстве как выражение конкретного (исторического) изучаемого общества. В архитектуре проектирование и строительство высотных зданий и достопримечательностей, даже целых кварталов и городов, обеспечивает символизм с твердой основой.
Методы и приемы исследования
Однако, как упоминалось выше, у антрополога свой подход, для которого можно использовать понятие фланёра. Когда антропологи проводят полевые исследования в городах, перед ними возникает очень специфическая и требовательная задача – понять их общую культуру, их символические рисунки, их характер или душу. В отличие от исследований в небольших сообществах, будь то сельские деревни или городские кварталы, где все вскоре узнают чужака, вступающего в сообщество, в городе, особенно в мегаполисах, антрополог погружается в толпу людей и множество мест. Его первая задача – ознакомиться с разными местами: их использованием, функциями и людьми, которые часто посещают эти места. Это обязательство превращает антрополога во фланёра – бродягу, странника, у которого нет никаких особых отношений с интересными ему или ей местами и который будет стремиться вступить в контакт с прохожими, персоналом отеля, водителями такси и другими лицами, которые случайно встретились ему на пути. И какими бы ограниченными взаимодействия ни были, перед ним задача выяснить, чем занимаются и что думают местные жители. Фланёр — наблюдатель и участник, собирающий общие знания о городе. Эта задача является отправной точкой для выработки представления на основе его/ее личного опыта, включая соответствующую литературу, но которое впоследствии может перерасти в глубокое знание взглядов, выраженных определенными категориями и группами жителей, особенно ключевыми являются информаторы, играющие важную роль в исследовании. Тем не менее, будучи наблюдателем и участником, фланёр также является сыщиком, потому что его конечная цель состоит в том, чтобы объединить все, чему он научился, в одно повествование, объединяющее разрозненные взгляды на символический порядок, которого придерживаются жители, в одной-единственной модели, и тем самым раскрыть душу города, его структуру и динамику.
Шарль Бодлер (1995: 9), который ввел понятие фланёра в 1863 г., писал следующее:
«Для идеального фланёра, для страстного зрителя безмерная радость устроить дом в сердце толпы, среди приливов и отливов движений, среди беглых и бесконечных. Быть вдали от дома и при этом чувствовать себя везде как дома; видеть мир, быть в центре мира и все же оставаться скрытым от мира […]».
Фланёр — «живописец уходящего мгновения и всех содержащихся в нем намеков на вечность» (Бодлер 1995: 5). «Он восхищается вечной красотой и удивительной гармонией жизни в столицах. […] Он вглядывается в пейзажи большого города […]» (Бодлер 1995: 11). Послание, которое передает Бодлер, состоит в том, что фланёр — член толпы и знаток городской жизни; он активный и интеллектуальный наблюдатель, движимый любопытством, и он сочетает в себе небрежный взгляд колясочника с целеустремленным взглядом детектива.
Истинным домом фланёра был Париж XIX века, галереи которого были его основным владением (Hazel Hahn 2006); город был его интерьером, его домом. Вот почему иногда, под видом публичного типа, в научной литературе фланёр ограничивается Парижем XIX века. Считалось, что он исчез, когда торговые ряды уступили место крупным универсальным магазинам, наводненным полноценными потребительскими идеологиями, и когда интерьер этих магазинов стал внешним видом города и достоянием покупательских масс.
В эту эпоху вся идея фланёра играла роль в оценке общественной жизни города и отчуждения, которое считалось неизбежным дополнением быстрой урбанизации. Поскольку всевозможные типы и характеры на городской арене, фланёры, денди и другие карикатуры могут быть легко узнаваемы по их стилю и поведению, изображение социальной ориентации жителей считалось менее трудным, чем можно было бы предположить, и городское отчуждение было довольно ограниченным.
Вальтер Беньямин (1991: 524) уточняет контрастное отличие между фланёром и путешественником или туристом. Турист ограничивает свое внимание монументальными и представляющими особый интерес местами, так сказать, «экзотическими и живописными» (Goebel 1998: 379), и фактически не вовлечен ни в городскую историю, ни в городскую жизнь. Именно фланёр пытается включить местный взгляд, поскольку его интересует предыстория и история городского ландшафта и общества. Фланирование состоит из противостояния между городом и биографическим фоном фланёра, или «диалектического движения знакомства и чуждости» (Goebel 1998: 379). В этом диалектическом движении фланёр также является сыщиком. Ему подходит выглядеть инертным среди городских масс, но на самом деле он страстный наблюдатель и участник (Benjamin 1991: 554), стремящийся понять город и, как журналист, делающий заметки о городской жизни. Фланировать — это «деятельность этнографического исследования» (Goebel 1998: 389).
С течением времени теория фланёра и фланёрства породила особые методы исследования города. Чтобы наблюдать за тем, что происходит на улице, фланёр может стать неподвижным, заняв свой пост в определённом кафе или в другом месте. Мобильный фланёр может следовать за одним человеком в течение дня и записывать, что тот делал, например, посещал магазины, разговаривал с друзьями и так далее. Также он может изменять свою позицию три раза в день в разных точках определенного квадрата и описывать происходящее с разных сторон. В качестве альтернативы он может наблюдать за одним и тем же местом в течение одного дня, в течение нескольких лет. Более распространенный метод — просто бродить по городу наугад, чтобы наткнуться на неизвестные места и виды, познакомиться с архитектурой и местностью, насладиться случайными встречами и празднествами. В наши дни урбанисты и архитекторы по-прежнему выбирают этот способ знакомства с городом.
Другой возможный шаг – включение воображаемого исследования города с помощью мысленных карт или даже повествовательного картографирования без нанесения карты на бумагу. В современных исследованиях городского символизма ментальное и нарративное картирование играют важную роль, поскольку они образуют богатый источник понимания города, как его выражают информанты.
Цель антрополога как фланёра состоит в том, чтобы достичь синтетического подхода к символическому порядку города, многократно используя наблюдение, участие, интервьюирование и размышление. Это творческий и итеративный процесс, повторяющийся до тех пор, пока не будет достигнуто оптимальное понимание. Фланёр — символ антрополога, осваивающего город. Фланёр — это антрополог avant la lettre («до письма»), а антрополог — это современный фланёр.
Тематические исследования
Развитие области городского символизма основано на совместных усилиях антропологов, социологов, историков и географов, которые хорошо знакомы с различными городами по всему миру, были вдохновлены идеей разработки городской символической теории мест, где они ранее часто делали полевые работы. К настоящему времени городская антропология произвела большое количество тематических исследований в области символизма, включая города Альбукерке, Анкару, Багдад, Банда-Ачех, Бангкок, Банска-Бистрица, Пекин, Блитар, Брюссель, Буэнос-Айрес, Букиттингги, Канберру, Кейптаун, Коломбо, Куэнку, Делфт, Денпасар, Исфахан, Франсистаун, Гданьск, Гент, Джакарту, Катманду, Кингстон, Кудус, Купанг, Лейден, Любляну, Лакхнау, Нью-Йорк, Паданг, Палембанг, Париж, Паякумбух, Гаагу, Токио , Джокьякарту и Виторию.
Подходы
Эти исследования породили новые теории, главными из которых являются городская символическая экология, а также подходы гипергорода и социальной сплоченности (Nas, 1998; Nas, Jaffe, and Samuels, 2006; Nas, De Groot, and Schut, 2011; Nas and De Giosa, 2011).
Первым подходом была городская символическая экология, которая фокусируется на изучении распределения символов в городском пространстве и пытается разрабатывать пространственные модели для городского символического порядка города. Для описания конкретных ситуаций было разработано несколько концепций, включая носитель символа, многоуровневую символику, референциальную символику, вложенную символику и символическую область.
Позже внимание переключилось на семиотику и идею означающего и означаемого. Была разработана модель гипергорода. Это включало более ранние концепции и добавляло различие между четырьмя типами носителей символов, а именно материальными, поведенческими, иконическими и дискурсивными символами. Производство и потребление, а также теневой город были важными дополнениями к модели (Nas, Jaffe, and Samuels 2006: 9), которые подчеркивали силу гиперреальности, подавляющую городскую реальность. Также большой интерес вызвал символический порядок различных городов и их развитие с течением времени.
Совсем недавние исследования привели к пониманию роли городского символизма в социальной сплоченности и социальных конфликтах, подчеркивая коллективные, а не индивидуальные взгляды на городские символы.
Прикладной аспект
Изучение городской культуры, в первую очередь городского символизма, является научно-теоретическим делом. Но у этого есть и практическая составляющая, поскольку городская идентичность и имидж очень важны для горожан и чиновников местных органов власти. Его жители предпочитают жить в приятном городе, история и культура которого богато выражены в символике. Это улучшает ориентацию в городе и его читабельность. Именно так можно представить себе город. Это позволяет горожанам больше ценить красоту своего места жительства. Городская культура и символика могут помочь местным чиновникам в реализации идеи создания соответствующего образа города, разумеется, в соотношении с реальными и желаемыми условиями, присущими ему. Брендинг города и городской маркетинг превратились в настоящую индустрию.
Тематические исследования Индонезии
С 1990 года индонезийские города, особенно Джакарта, стали отправной точкой исследований городского символизма. В этом эссе я сосредоточусь на тематических исследованиях индонезийских городов и на том, что можно извлечь из них в области городского символизма. Индонезийские города, исследованные в этой области, — Банда-Ачех, Паданг, Букиттингги, Паякумбух, Палембанг, Джакарта, Джокьякарта, Кудус, Блитар, Денпасар и Купанг. Они сильно отличаются, начиная от национальной столицы и заканчивая провинциальными столицами и небольшими городами; некоторые из них, например, Джакарта, имеют чисто колониальное происхождение, тогда как другие носят более или менее традиционный характер. Некоторые из них имеют нисходящую символическую структуру, в значительной степени продукт деятельности правительства, в то время как другие имеют символические конфигурации, которые носят более низовой характер и основаны на религиозной сфере. До сих пор столицы провинций составляют большинство тематических исследований Индонезии, а исследования малых городов довольно скудны. Исследуемые города охватывают острова Суматру, Яву, Бали и Тимор.
Джакарта
Начнем со столицы, Джакарты, города, который я исследовал как настоящий фланёр в течение нескольких лет в 1970-х, а затем в 1980-х. Каково его послание для нас? Джакарта имеет обильную, многоуровневую, нисходящую символическую структуру, созданную рядом национальных правительств и более поздних рыночных изменений, но она также имеет значительный восходящий символизм, связанный с рекой Циливунг (Nas 1990, 1992, 1993, 2007; Баккер и Сентависук, 2011 г.).
Поскольку он уже существовал как полноценный колониальный город, после провозглашения независимости, по необходимости были изменены названия улиц с голландских на индонезийские (Grijns 2000). Сменявшие друг друга новые правительства, особенно первый президент Сукарно, получивший образование архитектора, подчеркивали «индонезийность» города, возводя ряд колоссальных памятников и статуй, которые отмечают центральную часть и нейтрализуют ее колониальный колорит. Примеры: Монас, национальный памятник (Изображение 1); Хануман, который на самом деле предназначался для чествования российского спутника; и Статуя молодежи в память о молодых людях, сыгравших важную роль в борьбе за независимость. Я посетил все эти памятники, прогуливаясь по их ближайшим окрестностям, наблюдая и беседуя с людьми, которые там случайно проходили.
Эти монументы отмечали внутреннюю часть города, и когда второй президент Сухарто пришел к власти, он и его жена создали монумент Лобанг Буая во внешнем кольце (рис. 2), символизирующий миф о новом правительстве, застывшем в камне, и музей под открытым небом Taman Mini Indonesia, в котором представлены традиционные дома со всей страны и которые объединяют всё, символически усиливая мощь центра.
На северной окраине города, в одном из старых колониальных районов, до сих пор существует Джакарта Кота, содержащая голландские символические элементы, среди которых разводной мост голландского типа (см. Рисунок 3) и голландские фасады.
В 1990-х годах рост среднего класса и новая динамика рынка стимулировали строительство большого количества кондоминиумов и торговых центров по всей Джакарте и ее окрестностям (рис. 4), не говоря уже о планировании совершенно новых городов. На этом последнем этапе аккуратная разметка городской территории концентрическими кругами была нарушена, поскольку кондоминиумы и торговые центры были построены вместе с платными дорогами в разных местах города. С символической точки зрения, как указывает Эверс (2011), Джакарта стала обычным мировым городом, многоуровневым и сложным, но также имеющим современные типы символов, включая небоскребы и платные дороги.
Помимо нисходящего и рыночного символизма, есть восходящий, очень сильный естественный символ реки, который пронизывает город и ежегодно вызывает сильное наводнение (Caljouw, Nas, and Pratiwo 2005). В стихах, вдохновленных Джакартой, река Циливунг воспринимается как «источник жизни и источник воды для многих домашних хозяйств», тем не менее, признается и великая сила разрушения, которую она может принести, когда разливается (Баккер и Саэнтависук 2011: 236). На протяжении многих лет он функционировал как естественный символ, как устойчивый контрсимвол на различных административных этапах.
Фланёрство и туризм довольно распространены в окрестностях гавани, места, где река впадает в Джакартский залив. Несмотря на этот сильный контрсимволизм Ciliwung и шутки над всевозможными помпезными памятниками, чтобы нейтрализовать тяжелую нисходящую государственную символику, Джакарта является ведущим городом в национальном развитии, и некоторые из ее символов имеют национальное значение.
На более низком уровне провинциальных столиц я хочу сравнить исламский Банда-Ачех на Суматре с индуистским Денпасаром на Бали, традиционной Джокьякартой на Яве и христианским Купангом на Тиморе. На этом уровне городов также фигурируют Паданг и Палембанг.
Банда-Ачех
Банда-Ачех, расположенный в самой северной точке Суматры, является фундаментальным исламским городом, а мечеть Байтуррахман (Изображение 5) в центре является его самым заметным символом (Нас, 2003 г.). Во время полевых работ — за несколько лет до цунами 2004 года, обрушившегося на город, — я бродил по центру этого города и в окрестностях мечети.
В первоначальном виде мечеть имела только один купол. Это был подарок генерал-губернатора после уничтожения его предшественника в начале ХХ века во время борьбы, когда Ачех был захвачен голландцами. Позже, после того, как его расширили и увеличили количество куполов, он стал символом Банда-Ачеха и провинции Ачех в целом. Слава о нем распространилась по всему Архипелагу, а после цунами — и на весь мир. Когда обрушилось цунами, люди нашли убежище на его крыше, что усилило символическую силу здания.
После катастрофы, к нему присоединились новые символы, среди которых большой корабль, выброшенный на берег силой цунами, большие массовые захоронения и Музей цунами (Van Leeuwen 2011).
Еще одним символическим элементом, с которым я столкнулся во время своего фланёрства, была многоуровневая крыша и некоторые черты традиционного ачехского дома (Изображение 6), перенесенные на современные постройки. Эти особенности включают колонны и треугольные ветровые стекла на фасадах. В эпоху Сухарто многие этнические группы в Индонезии ухватились за традиционные конструкции крыш своих домов, чтобы украсить современные административные и банковские здания как символ городской и провинциальной идентичности. Многоуровневые крыши в Банда-Ачехе на самом деле являются элементом не традиционных домов, а небольшой колониальной колокольни, которая стала источником широко распространенной символики (рис. 7). Подобно мечети, также имеющей колониальное происхождение, двойная крыша, несмотря на ее колониальное происхождение, считается глубоко ачехской чертой и полностью интегрирована в ачехскую культуру.
Короче говоря, интегрированные колониальные элементы, мечети и монументальные могилы исламских и других лидеров, традиционное строительство домов и цунами составляют основные элементы символической конфигурации Банда-Ачеха.
Паданг и Палембанг
Паданг и Палембанг — столицы провинций Западной и Южной Суматры, соответственно. Фрик Коломбин (1994: 330-358) обсуждает несколько символических проблем Паданга, которые можно найти в этнической, религиозной, политико-исторической, модернизационной и сакральной сферах. Растянувшись от колониальной эпохи до эпохи Сухарто, он наблюдает переход от довольно многообразной символической структуры к более однородным условиям, в которых минангкабау являются доминирующей группой населения, а их впечатляющие крыши гонджонг являются самым мощным символом города. Коломбин (1994: 357-358) утверждает:
«В колониальный период символы были частным делом (религиозные процессии, статуи, голова буйвола на ратуше, строительство молельных домов), а теперь установление символов находится в руках администрации, которая их создает (статуи), заказывает их (бергонджонг крыши банков) или запрещает их (баронг сай). Новые символы, созданные самими людьми, такие как кладбище в Куранджи и мечеть Таква, могут иметь более сильную символическую силу, чем символы, созданные администрацией».
Коломбин представляет примеры соперничества между этническими группами в области городской символики, особенно в отношении китайского кладбища.
Основные символы, которые я обнаружил, бродя по Палембангу, — это река Муси и впечатляющий мост АМПЕРА (фото 8), история и археологические раскопки в поисках королевства Шривиджайя, несколько святых могил и типичная крыша лимаса, которая часто используется на современных зданиях. Таал (2003: 153-211) сосредотачивает свое описание символизма Палембанга в названиях, архитектурных сооружениях, статуях и памятниках, захоронениях, ежегодных торжествах по случаю основания и археологических раскопках, связанных со Шривиджайей.
Обе столицы провинций, Паданг и Палембанг, демонстрируют большое разнообразие символов, поскольку местные органы власти принимают активное участие в символической сфере, возводя статуи и сооружая памятники. В Паданге, в соответствии с национальной политикой Сухарто, крыши стали доминирующими, объединив его символическую структуру. Форма крыши традиционного дома Минангкабау очень эффектна, например, в стилизованной форме на зданиях банка и университета (см. Рисунок 9).
В Палембанге единая символическая структура, связанная с рекой Муси, усилена внушительным мостом и ежегодными соревнованиями по гребле, посвященными основанию Шривиджайи и города. Считается, что глубокие исторические корни раннего индонезийского города-государства Шривиджайя, предположительно расположенного недалеко от города, как показали раскопки, узаконивают первоначальный масштаб индонезийской территории, которая включала Суматру задолго до голландской колонизации.
Можно сделать вывод, что обе провинциальные столицы имеют довольно монолитную символическую структуру, основанную на богатых подчинённых слоях на различных территориях.
Денпасар
В столице провинции Бали Денпасаре я воспользовался мотоциклом, чтобы исследовать город, который в своей основе является индуистским по планировке и культуре и развернут к святой горе Гунунг Агунг с храмом Бесаких на северо-востоке (Nas 1995; см. рисунки 10 -11). Люди, с которыми я разговаривал, обычно мысленно рисовали карты со статуей Чатур Муки (четырехликого Брахмы; см. рис. 12) в центре города возле алун-алуна (общественной площади), которая, как того требует традиция, граничит с дворцом, или резиденцией раджа или губернатора и расположена в северной части, храм – в восточной, рынок (в данном случае на некотором расстоянии) – в западной.
Специфическая индуистская планировка повторяется в алтарях в домах, которые всегда расположены вверх по течению и обращены к священной горе, а также в храмах и алтарях вдоль улиц и повсеместных свидетельствах богатства подношений.
Статуи также играют важную роль. Многие религиозные скульптуры были установлены в потенциально опасных местах, таких как переходы и мосты. Помимо религиозных статуй, есть много других, которые относятся к историческим и государственным сферам (Пупутан и Независимость), а также к туризму (см. Рисунок 13).
Воздвигнутые руками простых лютей для украшения окружающей среды, небольшие статуи из цемента являются одной из специфических областей.
Индуистская религия доминирует во впечатляющей символической конфигурации Денпасара. Она формирует план города статуей Чатур Мука, обозначающей центр, и сакральным смыслом направления святой горы, определяющим расположение храмов и всех видов культурного самовыражения. Государство и простые люди также играют важную роль в символизме, хотя и менее заметную, чем религия. Символизм огромной туристической территории относительно нов. Он представлен несколькими статуями и разветвленной сетью отелей, а также точками продаж предметов культуры, охватывающими город и большую часть острова.
Джокьякарта
В 1970-х лучшим способом познакомиться с Джокьякартой был бечак (велотакси). Кратон (дворец) султана, включая Водный дворец (Таман Сари), возвышаются над городом и являются символами традиционной власти, которой они наделены. Символическая конфигурация с кратоном в центре является одновременно линейной и круглой.
Линейный сегмент представляет собой ось север-юг, соединяющую священную гору Мерапи через памятник Тугу с кратоном и продолжающуюся дальше на юг через Крапяк (охотничий домик султана) к сверкающему камню (Бату Гиланг в Парангтритисе) на южное побережье, где богиня Южного моря Ни Лоро Кидул встретилась с первым мусульманским царем Матарама Панембаханом Сенопати (De Giosa 2011a: 87). В сегменте поведенческой символики некоторые церемонии носят скорее круговой, чем линейный характер, поскольку они выполняются как процессии, проходящие вокруг кратона или города (ритуалы Тапа Бису и Джуменеган) (De Giosa 2011a: 99).
Джокьякарта также все еще имеет сильное колониальное присутствие, проявляющееся в особняке бывших колониальных властей, форте (Вреденбург), а также железнодорожном вокзале и других колониальных зданиях, соседствующих с кратоном.
Есть еще одна очень важная символическая сфера, обретенная после независимости. После обретения независимости, университет был расположен в северной части, и Джокьякарта превратилась в важный образовательный город, в котором находится большое количество таких учреждений.
Поэтому традиционная власть султана и влияние современного образовательного сектора составляют основу сложной символической конфигурации Джокьякарты. Доминирующая линейная символьная структура проходит от Мерапи через кратон к южному побережью. Она имеет сильный религиозный оттенок, часто поддерживаемый церемониями, иногда кругового характера. Некоторые колониальные постройки были наложены на фундаментальную традиционную линейную структуру. Они остались нетронутыми, но фрагментарность линейной символики постепенно исчезла, поглощенная повседневной жизнью горожан.
Купанг
Купанг также является столицей провинции и административным центром провинции Нуса-Тенгара-Тимур (НТТ), состоящим из островов Западный Тимор, Флорес, Сумба и ряда более мелких. Это христианский город с протестантско-католическим большинством, но, тем не менее, он очень многоэтнический, поскольку население состоит из людей разного происхождения, в том числе тиморцев, савунцев, ротинцев, китайцев и арабов, а также с разных островов: Флорес, Сумба, Ява и Суматра. Де Джоза подробно описал символьную систему Купанга, и я благодарен ему за возможность использования его доклада в моих заметках.
Христианский характер города очевиден из транспортных средств, особенно небольших автобусов (бемо), на которых изображены такие картины, как «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи и «Иисус Христос — суперзвезда».
В Купанге, как и везде, прижилась мода украшать верхушки административных зданий квазитрадиционными крышами, но, поскольку ни одна этническая группа не является доминирующей, ратуша имеет не менее трех таких крыш, заимствованных у основных групп населения: крышу в форме лопо, флоренскую крышу с рогами буйвола и сумбанскую остроконечную крышу. Это совершенно уникально для Индонезии, поскольку, как правило, в городах Банда-Ачех, Паданг и Палембанг преобладает одна группа населения и одна квазитрадиционная крыша.
Основной символьной осью в Купанге является ось Аль-Тари, которую Де Джоза называет осью гармонии (2011c: 73). Она окружена несколькими памятниками, среди которых Патунг Бурунг Мерпати, Памятник Голубю Мира (Изображение 16), состоящий из белого голубя как символа любви, мира и Святого Духа; Тироса Берсату (Изображение 17), или памятника из трех статуй с тремя фигурами, представляющими основные острова провинции Тимор, Роти и Саву; и Патунг Кепедулян, или статуи солидарности, воздвигнутой в честь празднования Дня социальной солидарности Индонезии. Где-то посередине оси находится Музей НТТ, который стремится представить всю провинцию, все острова и народы, населяющие ее. Тем не менее, китайцы, составляющие значительную группу населения города, не включены в этот музей.
Основная тема символьной конфигурации Купанга может быть понята как стремление к миру и гармонии перед лицом быстрорастущей полиэтничности города. В 1998 году, когда в Джакарте возникла напряженность между мусульманами и христианами, которая привела к поджогу церквей, последовали ответные меры в Купанге, где христиане напали на мечети. В случае с Купангом эти действия могли быть более или менее сдерживаемы призывами к терпимости.
Итак, движущей силой символизма Купанга является желание установления согласия между этническими группами. Основными носителями символов являются статуи и памятники, подробно описанные Де Джозой, который интенсивно исследовал их, путешествуя по оси. Он также упоминает названия улиц, которые относятся к видным национальным и региональным лидерам, представляющим различные этнические группы. Фундаментальное значение символики в Купанге — гармония и ее линейное распространение по символической оси. Кроме того, Купанг оригинальным образом сочетается с индонезийской символикой крыш, объединяя различные стили разных групп населения в одном здании.
Теперь обратимся к городу на низшей ступени городской иерархии. Я нашел описания символики четырех примеров, а именно гарнизонных городов Букиттингги и Паякумбух на Суматре и паломнических городов Кудус и Блитар на Яве.
Букиттингги и Паякумбух
Букиттингги и Паякумбух описаны Нас и Ван Бакел (1999), а также Нас и Слуис (2002). В колониальные времена оба поселения были гарнизонными городами, которые также приобрели рыночную функцию для окрестностей.
Букиттингги, построенный на двух холмах и окруженный кольцевой дорогой, до наших дней оставался гарнизонным городом, что означало значительное военное присутствие. Но в последнее время город превратился в туристический, поскольку имеет различные привлекательные достопримечательности (включая прохладный климат): башня с часами (Jam Gadang; фото 18), остатки старого укрепления (Fort De Kock), зоопарк с эффектным традиционным домом минангкабау (rumah gadang с крышей gonjong) и очень впечатляющий, отвесный, естественный каньон (Нгараи Сианок, Карбоувен Гат).
По мере того, как я шел через центр города и всю кольцевую дорогу, символьная последовательность этого гарнизонного города от колониальной к постколониальной эпохе становилась все более очевидной, поскольку встречавшиеся мне символы были связаны с борьбой за независимость, японской оккупацией, военным образованием, полицией и так далее. Букиттингги был гарнизонным городом в колониальные времена и остался им после обретения независимости. Лишь позднее под влиянием культурной политики Сухарто эта последовательность была нарушена, и этнические характеристики крыш и туристические символы стали оказывать влияние.
При голландцах Паякумбух был пограничным оплотом, функцию которого он позже утратил. Теперь это небольшой региональный рыночный центр, особенно отмеченный традиционными и современными минангкабау и исламскими символами, а также символикой независимости. Эти символы варьируются от большого количества традиционных домов минангкабау (адат), мечетей и некоторых статуй, посвященных освобождению от колониального господства.
Нас и Ван Бакел (1999) охарактеризовали символизм Букиттингги как сложную кристаллизованную систему, а символизм Паякумбуха – как эмерджентную символическую систему. В эпоху Сухарто символика минангкабау активно пропагандировалась, особенно благодаря использованию традиционной системы крыш минангкабау на административных и банковских зданиях, на главном мосту между холмами в Букиттингги и на автобусных остановках, а также в ряде других мест. Совсем недавно глобализация набрала силу, поскольку появились международные сети супермаркетов и отелей, что говорит о развитии туризма.
Мы можем заключить, что символьная структура современного Букитинги состоит из четырех слоев, «а именно относящихся к колониальному, постколониальному, этническому возрождению и периоду глобализации» (Нас и Слуис 2002: 140). Символьная структура Паякумбуха довольно слаба, несмотря на обилие традиционных домов и форм их крыш.
Кудус и Блитар
Яванские паломнические города Кудус и Блитар — два знаковых города на Яве. Это означает, что их символьная система, как правило, в значительной степени определяется одной известной личностью. Кудус и Блитар подробно описаны Де Джозой (2011b). В Кудусе похоронен Сунан Кудус, один из девяти святых, сыгравших роль в исламизации Явы и последующем упадке индуистско-буддийского королевства Маджапахит. В Блитаре находится могила Сукарно, первого президента Индонезии. Это два небольших, но уникальных знаковых города, в которых символика сосредоточена в основном на этих двух значимых личностях.
В Кудусе, к западу от городской площади, находится Великая мечеть, а в двух километрах от нее находится мечеть Эль-Акса с ее знаменитым минаретом и гробницей Сунан Кудус (Изображение 20). Индо-яванское и исламское влияние сочетаются в этом раннем исламском миссионерском посту.
Это сочетание также встречается на кладбище Блитар, где похоронен Сукарно. Оно включает внутренний двор, террасу и мавзолей. Однако могила Сукарно (фото 21) не всегда производила такое впечатление. В первые годы она оставалась простой безымянной гробницей в соответствии с желанием Сукарно и политикой Сухарто. Только позже произошла реабилитация, в результате которой нынешнее сакральное место относится к яванской традиции.
Оба знаковых места (гробница Сунан Кудус и могила Сукарно) имеют великолепные входные ворота в стиле Маджапахит, через которые должны пройти паломники. В обоих знаковых городах также развита оживленная туристическая индустрия, поскольку паломников и туристов нужно развлекать и кормить, а также снабжать сувенирами в память об их путешествии.
Эти паломнические города характеризуются довольно последовательной символьной конфигурацией. В Блитаре есть и другие места паломничества, тем не менее, в городе явно доминирует место Сукарно, и они не конкурируют с ним. Кудус, однако, также известен производством сигарет с гвоздикой. Он известен как гвоздичный сигаретный город (kota kretek), что делает его образ сложнее. Тем не менее, символьная конкуренция ограничена, и преобладает продвижение города в целом. Эти два примера показывают, как «превосходство одного иконического символа способно магнетически привлекать не только внимание паломников, верующих и туристов, но и объединять другие символы в пределах целого города» (De Giosa 2011b: 212).
Вывод
Антрополог, работающий в городских условиях, действует, как описанный Бодлером фланёр. Он/она сочетает в себе странствие, наблюдение, соучастие и исследование, но в циклическом или повторяющемся процессе. В Индонезии работа антропологов привела к большому количеству тематических исследований городов разного масштаба на разных островах. Многие из них связаны с национальными и провинциальными столицами. Число исследованных малых городов еще весьма ограничено. Подводя итоги, можно сказать, что в индонезийских городах очевидно изобилие символики и богатство символьного разнообразия. Наиболее доминирующими факторами в их символьных конфигурациях являются религия, администрация и простые люди.
Ислам, индуизм и христианство имеют свой собственный символьный репертуар, или фонд в индонезийских городах, и каждая религия прочно укоренилась в соответствующих группах населения. В исламе мечети, гробницы и кладбища являются очень важными символами. В индуизме эта роль отводится священной горе, храмам, алтарям и статуям. Христианская символика сосредоточена на церквях, статуях и процессиях. Религиозная символика глубоко укоренилась во всех слоях общества, и ее не следует рассматривать как исключительно нисходящую или полностью восходящую. Он не связан классами, как в случае нисходящей государственной символики, создаваемой административной элитой.
Национальные и местные органы власти преуспевают в особом обозначении своих городских территорий, устанавливая иногда колоссальные мемориалы, не отказываясь при этом от меньших по размеру статуй и памятников. Большая часть их символики направлена сверху вниз, и, когда простые люди воспринимают их как слишком чрезмерные или слишком подавляющие, представление можно нейтрализовать рассказыванием историй и шуток, что не раз случалось в Джакарте. В национальной столице такие памятники, как Национальный монумент Монас, действительно имеют национальное и даже международное значение, поскольку они широко известны. В провинциальных столицах и небольших городах символы могут быть менее претенциозными, относящимися к местным проектам, например, по поощрению грамотности или планированию семьи, но иногда они могут превосходить местный уровень, и выдающимся примером здесь является мечеть в Банда-Ачехе. В эпоху Сухарто китайская городская символика подавлялась государством, но сейчас она становится все более заметной.
Поскольку городской символизм очень гибок и не должен быть связан с дорогими и бросающимися в глаза артефактами, простые люди хорошо разбираются в символьной области. Они придают свои значения религиозным и государственным символам и создают свои собственные, придавая определенные значения природным элементам, таким как река или гора. Они могут использовать свои неофициальные названия улиц или воздвигать небольшие дешевые бетонные фигурки для украшения ближайших окрестностей, обосновывая тем самым свои личные успехи в развитии.
Другими важными факторами являются национальная, региональная, местная история и самобытность. Обычно они присутствуют в небольших статуях и названиях улиц, хотя часто и не слишком заметно. Они относятся к мифам о происхождении господствующего народа, борьбе за независимость, национальным, региональным, местным общественным или военным лидерам, а также важным религиозным деятелям.
Одна относительно новая, но влиятельная символьная сфера состоит из потока туристов. По мере модернизации городов создаются или обновляются туристические точки продажи. Следовательно, эти символы можно найти в различных городах, которые становятся основными туристическими направлениями.
Взаимосвязь городского символизма и классовой структуры индонезийских городов является довольно сложной из-за гибкого характера символов, которые так же легко забываются, как и создаются, и их референциальный потенциал может быть связан почти с каждым физическим элементом на городской арене. Несмотря на эту гибкость, очевидно, что все социальные, этнические, профессиональные и религиозные группы имеют свою символику, которая может противоречить друг другу и выступать источником конфликтов. Поэтому названия улиц могут быть изменены, а статуи и памятники могут быть лишены своего значения. Одним из хороших примеров является монумент Лобанг Буайя в Джакарте, который рассказывает историю подъема режима Сухарто, но сила которого в настоящее время ослабла. Индонезийская элита и военные, как правило, занимают видное место в создании символики, используемой как инструмент для укрепления своей легитимности. Теперь средний класс требует модернизации в виде знаковых торговых центров и кондоминиумов. Тем не менее, помимо посреднической роли между конфликтующими группами, городской символизм также обладает и связующей силой. При полном рассмотрении символизм обычно способствует групповой сплоченности в городе, а также сплоченности города в целом, особенно это видно на примере Купанга. Помимо укрепления позиций определенных классов или этнических, религиозных, профессиональных групп, он может быть использован как мощное орудие в развитии города. Эта функция приводит нас к аспекту городского брендинга и городского маркетинга, в котором городская символика может играть основную роль и может стать плодотворной почвой для генерации оперативных идей. При проектировании новых городов в Индонезии городской символизм должен быть одним из аспектов, принимаемых во внимание.
Представленные выше тематические исследования Индонезии позволяют сделать вывод о важнейших факторах городского планирования. В Индонезии, в соответствии с традицией, в новом городе желательно иметь большой алун-алун в центре, вокруг которого сгруппированы наиболее важные религиозные и административные здания, а также рынок или знаковый торговый центр. Он должен выражать национальную, региональную и местную идентичность посредством наименований, памятников и статуй, относящихся к борьбе за национальную независимость, а также к происхождению, культуре, истории города и его групп населения, национального и местного руководства. Кроме того, наиболее заметный актив в экономическом секторе должен быть ярко выражен в символьном характере города. В зависимости от его природного окружения и его роли в качестве горного курорта или гарнизона, паломнического, административного, образовательного, торгового или промышленного центра должны быть разрешены всевозможные символы, чтобы выразить его характер и создать живую, приятную, понятную городскую среду.
Символика индонезийских городов кристаллизовалась в различные конфигурации, как линейные, так и круговые, а также в центральные и периферийные формы или их сочетания. Джакарта имеет многоуровневую, концентрическую, круглую конфигурацию, которая была нарушена современными разработками в эпоху позднего Сухарто и изменениями нынешнего времени. Купанг демонстрирует заметную линейную форму, относящуюся к гармонии. Банда-Ачех и Палембанг в значительной степени сосредоточены на центре, но оба также обладают сильными периферийными символами. Как гарнизонный город, Букиттингги имеет комбинированную центральную и периферийную, кольцевую конфигурацию. Символизм знаковых городов Кудус и Блитар довольно периферийный, сосредоточенный на местах паломничества Сунан Кудус и президента Сукарно, соответственно, но в Блитаре периферийное расположение места паломничества сочетается с круговыми ритуальными действиями. Джокьякарта сочетает линейное распространение символов от священной горы через кратон к морю с круговым использованием пространства в различных ритуалах. Денпасар имеет прямую символьную структуру, направленную к священной горе и морю.
Несмотря на то, что основные силы в урбанистических символических конфигурациях индонезийских городов имеют сильное сходство друг с другом, у этих городов все же есть достаточно пространства для выражения своей внутренней природы, своего уникального стиля. Динамика между общими силами, действующими в области городского символизма, и уникальным результатом для каждого города — вот что делает жизнь и работу горожан интересными и приятными, не говоря уже о том, чтобы удовлетворить городского антрополога, современного фланёра каменных джунглей, захватывающих и вдохновляющих.
Автор:
Питер Дж. М. Нас, писатель, заслуженный профессор культурной антропологии Лейденского университета, автор таких трудов в областях городской антропологии, социологии развития и символизма городов, среди которых «Гипергород. Символическая сторона урбанизма», «Города, полные символов: теория городского пространства и культуры», «Town-Talk: динамика городской антропологии» и «Городской символизм».